Том 10. Сказки, рассказы, очерки 1910-1917

— Нет, — сказал барин, поднимаясь на ноги, — вы уж будьте любезны отныне употреблять еры, ибо, не употребляя оных, вы нарушаете цельность империи…

Долго он ему говорил разное, а тот всё слушал, ибо — как неопровержимо доказывается всеми сборниками малороссийских анекдотов — украинцы народ медлительный и любят дело делать не торопясь, а барин был человек весьма прилипчивый…

…Подняли барина сердобольные люди, спрашивают:

— Где живёте?

— В Великой России…

Ну, они его, конечно, в участок повезли.

Везут, а он, ощупывая лицо, не без гордости, хотя и с болью, чувствует, что оно значительно уширилось, и думает:

«Кажется, приобрёл…»

Представили его фон Юденфрессеру, а тот, будучи ко своим гуманен, послал за полицейским врачом, и, когда пришёл врач, стали они изумлённо шептаться между собою, да всё фыркают, несоответственно событию.

— Первый случай за всю практику, — шепчет врач. — Не знаю, как и понять…

«Что б это значило?» — думает барин, и спросил:

— Ну, как?

— Старое — всё стёрлось, — ответил фон Юденфрессер.

— А вообще лицо — изменилось?

— Несомненно, только, знаете…

Доктор же утешительно говорит:

— Теперь у вас, милостивый государь, такое лицо, что хоть брюки на него надеть…

Таким оно и осталось на всю жизнь.

Морали тут нет.

VI

А другой барин любил оправдывать себя историей — как только захочется ему соврать что-нибудь, он сейчас подходящему человеку и приказывает:

— Егорка, ступай надёргай фактов из истории в доказательство того, что она не повторяется, и наоборот…

Егорка — ловкий, живо надёргает, барин украсится фактами, сообразно требованиям обстоятельств, и доказывает всё, что ему надобно, и неуязвим.

А был он, между прочим, крамольник — одно время все находили, что нужно быть крамольниками, и друг другу смело указывали:

— У англичан — Хабеас корпус, а у нас — циркуляры!

Очень остроумно издевались над этим различием между нациями.

Укажут и, освободясь от гражданской скорби, сядут, бывало, винтить до третьих петухов, а когда оные возгласят приход утра — барин командует:

— Егорка, дёрни что-нибудь духоподъёмное и отвечающее моменту!

Егорка встанет в позу и, перст подняв, многозначительно напомнит:

На святой Руси петухи поют —
Скоро будет день на святой Руси!..

— Верно! — говорят господа. — Обязательно, — должен быть день…

И пойдут отдохнуть.

Хорошо. Но только вдруг народ начал беспокойно волноваться, заметил это барин, спрашивает:

— Егорка — почему народ трепещет?

А тот, с удовольствием, доносит:

— Народ хочет жить по-человечески…

Тут барин возгордился:

— Ага! Это кто ему внушил? Это — я внушил! Пятьдесят лет я и предки мои внушали, что пора нам жить по-человечески, ага?

И начал увлекаться, то и дело гоняет Егорку:

— Надёргай фактов из истории аграрного движения в Европе… из Евангелия текстов, насчёт равенства… из истории культуры, о происхождении собственности — живо!

Егорка — рад! Так и мечется, даже в мыле весь, все книжки раздёргал, одни переплёты остались, ворохами барину разные возбудительные доказательства тащит, а барин его похваливает:

— Старайся! При конституции я тебя в редактора большой либеральной газеты посажу!

И, окончательно осмелев, лично внушает самым разумным мужикам:

— Ещё, — говорит, — братья Гракхи в Риме, а потом в Англии, в Германии, во Франции… и всё это исторически необходимо! Егорка — факты!

И тотчас на фактах докажет, что всякий народ обязан желать свободы, хотя бы начальство и не желало оной.

Мужики, конечно, рады — кричат:

— Покорнейше благдарим!

Всё пошло очень хорошо, дружно, в любви христианской и взаимном доверии, только — вдруг мужики спрашивают:

— Когда уйдёте?

— Куда?

— А долой?

— Откуда?

— С земли…

И смеются — вот чудак! Всё понимает, а самое простое перестал понимать.

Они — смеются, а барин — сердится…

— Позвольте, — говорит, — куда же я уйду, ежели земля — моя?

А мужики ему не верят:

— Как — твоя, ежели ты сам же говорил, что господня и что ещё до Исуса Христа некоторые справедливцы знали это?

Не понимает он их, а они — его, и снова барин Егорку за бока:

— Егорка, ступай надёргай изо всех историй…

А тот ему довольно независимо отвечает:

— Все истории раздёрганы на доказательства противного…

— Врёшь, крамольник!

Однако — верно: бросился он в библиотеку, смотрит — от книжек одни корешки да пустые переплёты остались; даже вспотел он от неожиданности этой и огорчённо воззвал ко предкам своим:

— И кто вас надоумил создать историю столь односторонне! Вот и наработали… эхма! Какая это история, к чёрту?

А мужики своё тянут:

— Так, — говорят, — прекрасно ты нам доказал, что уходи скорей, а то прогоним…

Егорка же окончательно мужикам передался, нос в сторону воротит и даже при встрече с барином фыркать начал:

— Хабеас корпус, туда же! Либ-берал, туда же…

Совсем плохо стало. Мужики начали песни петь и на радостях стог баринова сена по своим дворам развезли.

И вдруг — вспомнил барин, что у него ещё есть кое-что в запасе: сидела на антресолях прабабушка, ожидая неминучей смерти, и была она до того стара, что все человеческие слова забыла — только одно помнит:

— Не давать…