— Это обозначает, что он до женского пола большой Дон-Жуан был. Любил вашего брата. Всё свое состояние на женский пол провалил. Да-с… А когда мы в Москве жили, у нас в грандателе почти весь верхний этаж на наши средства существовал. В Петербурге мы с баронессой фон Туссих большие связи имели и дитятю прижили. Баронесса эта самая в одну ночь всё свое состояние в штосс проиграла и руки на себя наложить хотела, а князь не дал ей жизнь прикончить. Красивая была, молодая такая… Год с ним попуталась и померла… А как женщины любили его, Танечка! Как любили! Жить без него не могли!
— Он был красив?
— Какой… Старый был, некрасивый… Вот и вы бы, Танечка, ему понравились… Он любил таких худеньких, бледненьких… Вы не конфузьтесь. Чего конфузиться? Не врал я во веки веков и теперь не вру-с…
Потом Никифор Филимоныч принимался за описание экипажей, лошадей, нарядов… Во всем этом он знал толк. Потом начинал перечислять вина.
— А есть такие вина, что четвертную за бутылку стоит. Выпьешь ты рюмку, а у тебя в животе делается, словно ты от радости помер.
Тане более всего нравилось описание тихих лунных ночей.. Летом шумная оргия в зелени, среди цветов, а зимой — в санях с теплой полостью, в санях, которые летят как молния.
— Летят санки-с, а вам кажется, что луна бежит… Чудно-с!
Долго рассказывал таким образом Никифор Филимоныч. Оканчивал он, когда мальчишка тушил над дверью фонарь и вносил в портерную дверную вывеску.
В один зимний вечер Никифор Филимоныч лежал пьяный под забором и простудился. Его свезли в больницу. Выписавшись через месяц из больницы, он уже не нашел в портерной своей слушательницы. Она исчезла.
Через полтора года шел Никифор Филимоныч в Москве по Тверской и продавал поношенное летнее пальто. Ему встретилась его любимица, Таня. Она, набеленная, расфранченная, в шляпе с отчаянно загнутыми полями, шла под руку с каким-то господином в цилиндре и чему-то громко хохотала… Старик поглядел на нее, узнал, проводил глазами и медленно снял шапку. По его лицу пробежало умиление, на глазах сверкнула слезинка.
— Ну, дай бог ей… — прошептал он. — Она хорошая.
И, надевши шапку, он тихо засмеялся.
Мои чины и титулы
Я п о с л а н н и к. Каждое утро жена
Я н а д в о р н ы й с о в е т н и к. Каждое утро перед уходом на рынок я
Я г о р о д о в о й, потому что я живу в
Я д в о р я н и н — это несомненно. По вечерам я прогуливаюсь по
Я т о в а р и щ п р о к у р о р а Ивана Иваныча, который иногда заходит ко мне и на основании всех статей X тома Свода законов пьет у меня пиво. Отношения наши самые
Я б ы л о с о б о й IV, III, II и даже I к л а с с о в, когда учился в гимназии.
Я с л е д о в а т е л ь п о о с о б о в а ж н ы м д е л а м. Не вынося посредственности, я обыкновенно
Я к а в а л е р, потому что имею Анну на шее… и какую Анну! Толстую, краснощекую, строптивую…
Я б л а г о ч и н н ы й. Никто не ведет себя так
Я к а с с и р, потому что имею кассу; б у х г а л т е р, потому что веду лавочную, прачечную и записную книжки; п и с ь м о в о д и т е л ь, потому что веду переписку; с т о р о ж, потому что всегда сторожу свое добро, и з в о н а р ь, потому что часто звоню в мой колокольчик.
Я ц е л о в а л ь н и к, потому что люблю целоваться.
Я т а й н ы й с о в е т н и к, потому что
Я с в е д у щ и й ч е л о в е к по части выпивки и закуски.
Я б а т а р е й н ы й к о м а н д и р, когда в моем распоряжении
Я ч е л о в е к б е з с е л е з е н к и, когда ставлю точку.
Дура, или Капитан в отставке
Свадебный сезон.