Том 4. 1964–1966

Бармен слушал меня с жадным вниманием, он даже перестал затягиваться.

– Надо же! – сказал он, когда я кончил. – До чего докатились, а! Позавчера девчонок в ночном клубе разогнали, а теперь у них, значит, лекции. Ничего, мы им еще покажем лекции!

– Давно пора, – сказал я.

– Я их к себе не пускаю, – продолжал бармен, все более оживляясь. – У меня глаз острый. Он еще только к двери подходит, а я уже вижу: интель. Ребята, говорю, интель идет! А ребята у нас как на подбор, сам Дод каждый вечер после тренировок у меня сидит. Ну, он, значит, встает, встречает этого интеля в дверях, и не знаю уж, о чем они там беседуют, а только налаживает он его дальше. Правда, иной раз они компаниями бродят. Ну, тогда, чтобы, значит, скандала не было, дверь на стопор, пусть стучатся. Правильно я говорю?

– Пусть, – сказал я. Он мне уже надоел. Есть такие люди, которые надоедают необычайно быстро.

– Что – пусть?

– Пусть стучатся. Стучись, значит, в любую дверь.

Бармен настороженно посмотрел на меня.

– А ну-ка, проходите, – сказал вдруг он.

– А может, значит, по стопке? – предложил я.

– Проходите, проходите, – повторил он. – Вас здесь не обслужат.

Некоторое время мы смотрели друг на друга. Потом он что-то проворчал, попятился и задвинул за собой стеклянную дверь.

– Я не интель, – сказал я. – Я бедный турист. Богатый!

Он глядел на меня, расплющив нос на стекле. Я сделал движение, будто опрокидываю стаканчик. Он что-то сказал и ушел в глубину заведения. Было видно, как он бесцельно бродит между пустыми столиками. Заведение называлось «Улыбка». Я улыбнулся и пошел дальше.

За углом оказалась широкая магистраль. У обочины стоял огромный, облепленный заманчивыми рекламами грузовик-фургон. Задняя стенка его была опущена, и на ней, как на прилавке, горой лежали разнообразные вещи: консервы, бутылки, игрушки, стопы целлофановых пакетов с бельем и одеждой. Двое молоденьких девчушек щебетали сущую ерунду, выбирая и примеряя блузки. «Фонит», – пищала одна. Другая, прикладывая блузку так и этак, отвечала: «Чушики, чушики, и совсем не фонит». – «Возле шеи фонит». – «Чушики!» – «И кресток не переливается…» Шофер фургона, тощий человек в комбинезоне и в черных очках с мощной оправой, сидел на поребрике, прислонившись спиной к рекламной тумбе. Глаз его видно не было, но, судя по вялому рту и потному носу, он спал. Я подошел к прилавку. Девушки замолчали и уставились на меня, приоткрыв рты. Им было лет по шестнадцати, глаза у них были как у котят – синенькие и пустенькие.

– Чушики, – твердо сказал я. – Не фонит и переливается.

– А около шеи? – спросила та, что примеряла.

– Около шеи просто шедевр.

– Чушики, – нерешительно возразила вторая девочка.

– Ну, давай другую посмотрим, – миролюбиво предложила первая. – Вот эту.

– Вот эту лучше, серебристую, растопырочкой.

Я увидел книги. Здесь были великолепные книги. Был Строгов с такими иллюстрациями, о каких я никогда и не слыхал. Была «Перемена мечты» с предисловием Сарагона. Был трехтомник Вальтера Минца с перепиской. Был почти весь Фолкнер, «Новая политика» Вебера, «Полюса благолепия» Игнатовой, «Неизданный Сянь Ши-куй», «История фашизма» в издании «Память человечества»… Были свежие журналы и альманахи, были карманные Лувр, Эрмитаж, Ватикан. Все было. «И тоже фонит…» – «Зато растопырочка!» – «Чушики…» Я схватил Минца, зажал два тома под мышкой и раскрыл третий. Никогда в жизни не видел полного Минца. Там были даже письма из эмиграции…

– Сколько с меня? – воззвал я.

Девицы опять уставились. Шофер подобрал губы и сел прямо.

– Что? – спросил он сипловато.

– Вы здесь хозяин? – осведомился я.

Он встал и подошел ко мне.

– Что вам надо?

– Я хочу этого Минца. Сколько с меня?

Девицы захихикали. Он молча смотрел на меня, затем снял очки.

– Вы иностранец?

– Да, я турист.

– Это самый полный Минц.

– Да я же вижу, – сказал я. – Я совсем ошалел, когда увидел.

– Я тоже, – сказал он. – Когда увидел, что вам нужно.

– Он же турист, – пискнула одна из девочек. – Он не понимает.

– Да это все без денег, – сказал шофер. – Личный фонд. В обеспечение личных потребностей.

Я оглянулся на полку с книгами.

– «Перемену мечты» вы видели? – спросил шофер.

– Да, спасибо, у меня есть.

– О Строгове я не спрашиваю. А «История фашизма»?

– Превосходное издание.

Девицы опять захихикали. Глаза у шофера выкатились.

– Бр-рысь, сопливые! – рявкнул он.

Девицы шарахнулись. Потом одна вороватым движением схватила несколько пакетов с блузками, они перебежали на другую сторону улицы и там остановились, глядя на нас.

– Р-р-растопырочки! – сказал шофер. Тонкие губы его подергивались. – Надо бросать всю эту затею. Где вы живете?

– На Второй Пригородной.

– А, в самом болоте… Пойдемте, я отвезу вам все. У меня в фургоне полный Щедрин, его я даже не выставляю, вся библиотека классики, вся «Золотая библиотека», полные «Сокровища философской мысли»…

– Включая доктора Опира?

– Сучий потрох, – сказал шофер. – Сластолюбивый подонок. Амеба. Ну его в штаны!.. А Слия вы знаете?

– Мало, – сказал я. – Он мне не понравился. Неоиндивидуализм, как сказал бы доктор Опир.