Том 4. Поэтические поиски и произведения последних лет

В поэме этой
                  вы не ищите
эффектно
               вдетой
сюжетной нити.
Она
       не прочит
себя в романы,
она
     не очерк
о далях странных, —
в туманах
                роясь,
в дождях и в глине,
она
      лишь поиск
тропы к вершине.

Не все так ясно,
не все так гладко
шло,
          как по маслу,
своим порядком.
И быт
        был выбран
не то чтоб низменный,
и стол мой
             письменный
был чист и прибран.
В тетради — почерк,
как ключ,
                извилист,
и струйки строчек
в блокнотах
                   вились.
Но было это
не на вершине
                         и не в низине,
а между где-то,
                     посередине.

Так было дома,
а в мире,
                  тут же,
шел век подъемов
по льду
          крутому,
                         в огне
                                и в стуже,
век Сталинграда
и век Вьетнама —
век
      восхождений
                         сердец упрямых
к высоким грядам.
И век падений,
              глубоких самых,
век эпидемий
                   и нападений,
фонтанов дыма,
смерчей,
              обвалов…
Век Хиросимы
                           и Гватемалы…

Я так старался
быть рядом
                         с высью,
я к ней взбирался
проворной мыслью.
Мне открывались
дела-высо́ты,
где прикрывались
                          сердцами
                                          доты,
где через трупы
с обрывком флага
шли вверх, на купол,
на штурм
                   рейхстага,
на рельсы
                    прямо —
ложились грудью,
чтоб в грудь Вьетнама
не бить орудью,
где узнавались
               глубины долга,
где целовались
                  у Дона с Волгой,
в отряде горном
крутизны брали…
Не на страницах,
                   не позы ради,
а в ходе жизни.

Но в ходе жизни
мне стало мниться,
                        что, отдавая
ежеминутно свет отражения,
жизнь шла,
               как будто шла видовая.
Я с ней — не вместе.
Она
            в движении,
а я
       на месте.
Что рядом с вымыслом
стиха
       и прозы
жизнь страшно выросла!
Все громче грозы.
Мощней и шире
                     зеленоватые
валы девятые
                  событий в мире.
Вот
         на экране
напалм и пламя…
Товарищ
                ранен!
Но разве там я?
Вот,
      может, в Чили
в порту,
           средь бочек,
пикет рабочих
                 в слезоточивом
проходит газе…
Но там я разве?
Не там,
где к полюсу
подходит льдина,
где холод
            полностью
                     жизнь победила
и люди взялись
                      за ось планеты…

Я только в зале,
с входным билетом.
Фильм
          ослепителен
с сюжетом жизненным,
монтаж
             чудесен.
Но быть лишь зрителем
удел
         мне тесен,
при общепризнанном
удобстве кресел,
                         в тепле,
                               в квартире.
Где взять,
            как выпросить
свою часть чувства
                     участья в мире?
А так жить — грустно.
И стал менять свой
                реальный день я
на мир неясный,
                        на сновиденья.

Во сне я крался
                  кустами хлесткими
и натыкался на камни
                           с блестками
в прозрачных жилах.
Они звучали:
             «Мы очень ценные,
в нас скрыта сила».
И облучали
              сияньем стены мне.
А то я химик
и в пальцах
                    синих
держу открытие:
                    белка рождение!
То вдруг отплытие,
то восхождение
                почти что по́ небу
к парящим стаям…

Вот так я бредил,
большое что-нибудь
                     свершить мечтая.

Но в смутном будущем
терял я
             чаще
работы будничной
простое
               счастье, —
план не заверстан,
день не построен…
Так
           недовольство собой святое
вдруг стало болью
и раной
                  рваной,
натертой солью.

И с ней
          я сжился,
с разъевшей грудь,
и так сложился
сюда
        мой путь.
Как будто встретит
седая высь
                и мне ответит:
«Остановись!
Смотри не под ноги,
а вверх,
              где круть,
в волшебном подвиге
ищи
        свой путь!»
И речью кряжей
                   лед и гранит
мне все расскажет,
                     все разъяснит.
И все, что трудно найти, —
                                      найду!
И долго буду
               стоять на льду,
на мир,
           зарытый
                       в туман по треть,
зарей залитый, —
                    смотреть, смотреть…