Том 6

— Там такое дело было, — рассказывал Дудник. — Между нашим расположением и теми ребятами, к которым я полз, стоял подбитый немецкий танк. Я залез в него — посмотреть была охота на гансовскую коробку. Гляжу: галеты, консервы. Мать честная! Я их тоже ребятам потащил. Потом, ползая так туда и сюда через кладбище, я нашел нашего раненого летчика. Он на парашюте спустился. Младший лейтенант. Здоровенная рана в бедре. Отнес его к дороге, устроил на попутную машину до перевязочного пункта. А еще штука была, поверите ли? Едут прямо к фронту старик со старухой на подводе, четыре пулемета везут. «Может, — говорят, — нашим солдатикам пригодятся. А то брошенные у нас в деревне валяются». Один из этих пулеметов здорово нам пригодился, когда мы отбивали атаку на противотанковый ров[2].

Пригодились, видимо, и остальные пулеметы. Атак немецких в эти дни было не перечесть.

Где-то в районе Алексеевки, контратакуя вдоль железной дороги, наши стремительно теснили немца. В цепях пехотинцев шли и моряки краснофлотского отряда. Левый их фланг уже охватывал пристанционную деревушку, но тут движение не только замедлилось, а просто остановилось. По нашим цепям бил пулемет противника. Бойцы залегли. Снайперы во все глаза осматривали через свою оптику открытое, кое-где поросшее кустиками поле. Нигде ничего — чисто. Наконец кто-то заметил, что немец сидел в хитроумно накрытом крышкой окопчике. Крышка была из досок, на нее набросаны дерн и сухая трава. Когда немец собирается стрелять, он приподымает крышку, и так открывается щель, достаточная для ствола ручного пулемета. Стоит выстрелить по нему из винтовки, щель закроется, и снова чистое поле.

Никто по знал, как быть. А лежать и раздумывать дольше уже было нельзя: вот-вот накроют массированным минометным огнем, и тогда атаке совсем конец. Поднялся молодой моряк:

— Хватит кланяться этому сукину сыну!

Он скинул гимнастерку и армейскую пилотку, выхватил из кармана родную свою бескозырку с ленточками, на которых золотые якоря, тряхнул на поясе сумкой с гранатами и в одной тельняшке рванулся вперед.

Немец вначале закрылся было крышкой, но, услыхав приближающийся топот, полоснул свинцом навстречу моряку. Моряк упал.

— Пропал парень! — ахнули в цепи.

Но парень пропадать еще не думал. Он пополз вперед, прикрываясь кочками, неровностями почвы. Немец крутил пулемет из стороны в сторону, он что-то чуял, нервничал. И по напрасно: граната моряка срубила ему череп. моряк вскочил на ноги. Но вот тут-то и пришла к нему смерть. Прямо в его обтянутую полосатой тельняшкой моряцкую грудь ударила очередь из автомата: кроме пулеметчика в окопе сидел еще и автоматчик.

Моряк сделал шаг, другой, упал, а все же у него хватило сил последним рывком бросить вторую гранату. Так был заткнут и автомат. Бойцы ударили в атаку.

После боя моряки хоронили товарища. На опушке леса — нам показали эту двухобхватную сосну в изголовье его могилы — они закопали его в желтый сухой песок. На бронзовой коре старой сосны вырезали ножами: «Наш верный кореш». И ниже, под пятиконечной звездой: «Спи, Балтика за тебя отомстит».

Показывал нам эту сосну и рассказывал о подвиге молодого моряка старшина Горановский, типичный балтиец с плаката: в пулеметных лептах, с винтовкой за плечом — «краса и гордость революции».

Сева Тарасевич проинформировал нас точно. За два дня до нашего приезда моряки, действительно предприняв ночную атаку, безостановочно гнали немцев через шесть селений подряд. Душой этого могучего удара был старший лейтенант Степан Боковня.

Со своими героями в тельняшках, с приданными отряду несколькими танками и артиллерийским дивизионом Степан Боковня, в финскую кампанию командовавший ротой моряков-лыжников и награжденный тогда орденом Ленина, хорошо подготовился к этому бою. Сам командир бригады подполковник Лосяков сидел с ним над картой.

Сидим и мы над картой, прослеживая по ней движение отряда Боковни. Начав из района Керстова, Боковня в ночном бою прошел деревню Малли, за ней — Горки, дальше — Заполье, Алексеевский рудник, Алексеевку и ворвался в Ополье. В Ополье! В наше Ополье, где остался домик редакции дивизионной газеты, почтовый двор с брошенными землянками вносовцев, остались старики, старухи и дети — все те, кто не успел уйти перед танками врага.

У моряков были трофеи — несколько артиллерийских орудий, десятки винтовок, автоматов. Немцы бежали перед их штыками в полной панике, ревя в сотни глоток: «Черная смерть!»

В том бою был взят в плен один немецкий унтер. Когда немец узнал, что расстреливать его не собираются, он повеселел и попросил, чтобы ему дали возможность взглянуть на Боковню. «О, у нас так много рассказывают о вашем командире! Битте шён! Покажите, пожалуйста!» Ну что ж, если пожалуйста, то можно: его отвели к Боковне.

— Не обманываете? — сказал немец с обидой, представ перед самым обыкновенным с виду человеком. — Все знают, что Боковня — страшный человек. «Шварцер тодт» — «Черная смерть». А это кто?