Том 6. Западня

Лавку должны были закончить за четыре дня. Однако провозились битых три недели. Сначала хотели попросту отмыть фасад водой. Но старая бурая краска была до того грязна, до того уныла, что Жервеза не удержалась и решила перекрасить весь фасад в голубой цвет с желтыми прожилками. Словом, переделкам не было конца. Купо все еще не работал и приходил с утра посмотреть, как подвигается ремонт. Бош бросал недошитый пиджак или брюки, в которых он прометывал петли, и тоже являлся, чтобы приглядеть за рабочими. И оба целый день торчали в лавке, задрав головы, заложив руки за спину, курили, плевали, обсуждая каждый мазок маляров. Стоило вбить гвоздь, как начинались глубокомысленные рассуждения и бесконечные споры. Маляры, два здоровых добродушных детины, поминутно слезали со стремянок, становились посреди лавки и тоже принимали участие в спорах или, качая головой, часами разглядывали свою работу. Потолок они побелили довольно быстро, но окраску, казалось, никогда не закончат. Краска никак не хотела сохнуть. Маляры появлялись в девять часов утра, ставили ведерки в угол, окидывали взглядом начатую работу и исчезали — только их и видели. Они либо шли завтракать, либо заканчивали какую-то работенку на соседней улице. А бывало, и сам Купо уводил в кабачок всю братию: Боша, маляров и всех приятелей, которые встречались им по пути; так пропадал еще целый день. Жервеза просто из себя выходила. И вдруг за два дня все было сделано: краску покрыли лаком, стены оклеили обоями, выбросили весь мусор. Рабочие закончили дело шутя, посвистывая на своих стремянках или распевая во все горло.

Купо переехали немедленно. Первые дни, возвращаясь откуда-нибудь к себе, Жервеза радовалась, как ребенок. Переходя улицу, она улыбалась и замедляла шаги, любуясь своим домом. Среди длинного ряда темных фасадов она издали видела светлую прачечную с новенькой веселой вывеской, где на нежно-голубом фоне большими желтыми буквами было написано: «Стирка тонкого белья». В витрине, завешенной кисейными занавесками и оклеенной синей бумагой, чтобы оттенить белизну белья, были выставлены мужские рубашки и на тонкой проволоке висели женские чепчики со связанными тесемками. Жервеза находила свою небесно-голубую прачечную очень хорошенькой. Внутри вы тоже попадали в голубое царство: на обоях в стиле Помпадур были разбросаны беседки, увитые голубыми вьюнками; две трети комнаты занимал громадный гладильный стол, обитый толстым войлоком; по бокам он был задрапирован кретоном с крупными голубыми разводами, чтобы скрыть козлы. Жервеза присаживалась на табуретку и замирала от счастья, любуясь своей красивой, чистенькой мастерской и лаская взглядом каждую новую вещь. Но больше всего ее радовала чугунная печка, на которой накалялись сразу десять утюгов, стоявших вокруг огня на наклонных подставках. Жервеза то и дело становилась на колени и заглядывала в печку, боясь, как бы ее дуреха-ученица не напихала слишком много кокса: от этого может лопнуть чугун.

Помещение за лавкой было вполне приличное. Купо спали в первой комнате, там же стряпали и обедали; дверь в глубине вела прямо на двор. Кроватку Нана поставили в комнате направо — большом чулане, куда свет проникал сквозь круглое окно под самым потолком. А Этьена устроили в комнатке налево, вместе с грязным бельем, которое валялось на полу, связанное огромными узлами. Однако у квартиры был большой недостаток, хотя Купо сперва и не хотели в этом признаваться, — со стен сочилась сырость и уже с трех часов в заднем помещении становилось совсем темно.

Новая прачечная вызвала в квартале сильное волнение. Соседи обвиняли Купо в том, что они зарвались, им ни за что не справиться с этим делом. И правда, они уже истратили все пятьсот франков, взятые у Гуже, не оставив себе ничего на первые две недели, как было твердо решено вначале. В то утро, когда Жервеза первый раз открыла ставни своей прачечной, в кармане у нее оставалось ровно шесть франков. Но она не тужила, у нее сразу появились заказчики, — заведение обещало пойти в гору. Неделю спустя, в субботу, Жервеза перед сном занялась подсчетами и просидела часа два с карандашом, склонившись над клочком бумаги, а потом разбудила Купо и с сияющим лицом сообщила ему, что они могут заработать сотни и тысячи, если будут разумно вести дела.

— Нет, вы подумайте! — кричала на всю улицу г-жа Лорийе. — Мой братец, видно, совсем рехнулся! Надо же быть таким дураком! Теперь не хватает только, чтобы Хромуша завела себе любовника. Это ей как раз к лицу. Разве не так?