– Нет, не шучу. Причина всех твоих сомнений в том, что ты стыдишься своих поступков и, стыдясь их, чувствуешь себя неполноценной. Пока у тебя все в порядке. Твои тревоги напрасны.
Моя спутница испытующе посмотрела на меня, решила, что я не лгу, и откинулась на сиденье.
– Благодарю тебя, – сказала она. – Куда мы направимся?
– К Никабобсу, – сообщил я, повернул на Сансет-стрит и выехал на улицу Франклина. – Тебя это устраивает?
– Полагаю, что да.
– Я попытался позвонить тебе вчера вечером, но Марта сказала, что ты занята.
Ева состроила гримасу, но промолчала.
– Ты, видно, работаешь целый день и всю ночь напролет? – спросил я, подвергая себя тайной пытке.
– Не будем говорить об этом. Интересно, почему мужчины так любят рассуждать на эту тему?
– Извини… Я совсем забыл, что это твоя профессия. – Я замолчал. Когда обида немного ослабла, я продолжил: – Ты удивляешь меня, Ева. Ты же не жестокая, не правда ли?
Она облизала губы, спросила озадаченно:
– Почему ты так думаешь?
– Потому, что тебя легко обидеть.
– Я никогда не говорила тебе этого.
– Ты очень странная. Всегда настороже и боишься, что тебе причинят зло. Ты всех считаешь своими врагами. Я хочу, чтобы ты видела во мне друга.
– Я не нуждаюсь в друзьях. Я не верю мужчинам. Я слишком много знаю о них.
– Это происходит оттого, что сталкиваешься с самыми отвратительными качествами, какие только есть в них. Так ты не хочешь, чтобы я был твоим другом?
Ева безразлично посмотрела на меня.
– Нет, и хватит городить всякий вздор. Ты никогда ничем не станешь для меня. Я все время твержу тебе это. Почему ты не прекратишь эти пустые разговоры?
Да, все бесполезно. Я снова почувствовал, как во мне растет гнев против этой женщины за то, что она разрушает мои надежды. Если бы я мог хоть чем-нибудь растрогать ее, разбить ее холодность и полнейшее равнодушие, добраться до ее нутра.
– Ты достаточно откровенна со мной, – сказал я, – по крайней мере мне известны мои шансы в отношении тебя, вернее, мне ясно, что у меня нет таковых.
– Интересно, чего ты добиваешься? – спросила Ева. И не только в словах, но и в глазах ее промелькнуло любопытство. – Что скрывается за твоими гладкими фразами? Чего ты хочешь, Клив?
– Тебя, – просто ответил я. – Ты мне нравишься. Ты заинтересовала меня. Я хочу знать, что занимаю какое-то место в твоей жизни. Вот и все.
– Ты – сумасшедший! – раздраженно бросила она. – У тебя, наверное, были сотни женщин. Что ты привязался ко мне?
Да, зачем я привязался к ней? Зачем она мне, когда у меня есть Кэрол? Для чего напрасно терять время и биться головой о каменную стену, когда при каждой встрече я все отчетливее вижу, что Ева никогда не воспримет меня всерьез? Я понимал: бесполезное занятие уговаривать себя не делать того, что с упорством делаешь, задавать вопросы, на которые есть ответы, но которые не устраивают тебя. На все мои разумные доводы против этой продажной женщины имелся один безрассудный контрдовод: я не могу порвать с ней. И вместе с тем, я сознавал, что если не произойдет чего-то, что всколыхнет и перевернет душу Евы, наши отношения всегда будут такими же безнадежными, как и теперь.
– К черту других женщин, – сказал я, останавливаясь у Никабобса. – Они не в счет. Для меня существуешь только ты.
Ева нетерпеливо отмахнулась рукой.
– По-видимому, ты сумасшедший. Я же сказала тебе, что ты ничего не значишь для меня. Не могу же я все время повторять тебе одно и то же. Ты для меня – пустое место и навсегда останешься им.
Я вышел из машины. От долгого сидения затекли ноги. Мне было невыносимо скверно от всего, но я решил все выдержать. Поэтому я любезно открыл для Евы дверцу, заговорил почти спокойно, продолжая наш диалог:
– Хорошо. Тебе незачем тревожиться обо мне. Кроме того, если ты уверена, что абсолютно безразлична ко мне, зачем ты согласилась поехать со мной?
Она сурово посмотрела на меня. Я даже подумал, что зашел слишком далеко и что она повернется и уйдет, оставив меня одного. Но Ева отпарировала с обычным своим смешком:
– Должна же я жить! Не правда ли?
Я почувствовал, как кровь отлила от моего лица, но я на свою обидчицу даже не взглянул. Мы вошли к Никабобсу и сели за столик, стоящий напротив входа. Все мои сомнения, которые я пытался от себя гнать прочь, вернулись ко мне с этими проклятыми словами: «Должна же я жить! Не правда ли?» Она сносила мое присутствие только потому, что я платил ей за ее терпение. Это были самые бессердечные, грубые и мерзкие слова, которые приходилось мне когда-либо слышать. Для этой потаскушки я был ничем: не лучше и не хуже любого из украдкой посещающих ее мужчин, готовых оплачивать ее услуги. Я впал в прострацию. Как сквозь сон донесся до меня голос Евы. Он возвращал меня снова к ней. Голос был резким и недовольным. Моя спутница с удивлением смотрела на меня.
– Ты намерен что-нибудь заказать или нет?