Тот, кто должен

Тони Ронберг ТОТ, КТО ДОЛЖЕН

1. СОЦИАЛЬНАЯ СЛУЖБА

            Никто бы не обрадовался, получив с утра разнарядку:

– В «Дом матери и ребенка»!

            «Дом матери и ребенка» – не комнаты отдыха на железнодорожном вокзале, а новый социальный проект мэрии – поддержка матерей-одиночек, оставшихся без крыши над головой. То есть все-таки комнаты. Специально для этого по распоряжению мэра был возведен коттедж в новом микрорайоне на окраине города. В штат «Дома» взяли консьержку и администратора, а психологов то и дело выдергивали из муниципальной социальной службы – тех же, что работали с беспризорниками и наркоманами. Для муниципалитета особой разницы не было. Платила мэрия не щедро, но регулярно. Дело шло к перевыборам городского головы, и социальная служба попадала под статью пиар-расходов.

            Над столом Михаила висел портрет мэра. Тоже Михаила. Лысоватый мужичок средних лет, с неинтеллигентной внешностью, улыбался с портрета довольно ядовито.

– Я к брошенкам не хочу, – отрезал Мих. – Начнут вешаться на шею. Пусть Света съездит.

– Света в отпуске с сегодняшнего дня. Давай-давай! – подбодрила Мария Гордеевна.

– Там вонь стоит – не продышишь.

– Мой же ты мальчик! Не нюхал ты настоящей вони!

            Мария Гордеевна, психотерапевт со стажем, оттрубившая пятнадцать лет в психиатрическом отделении городской больницы, давно успела привыкнуть и к вони, и к суровым условиям советских дурок, сама немного сдвинулась, но энтузиазма не утратила. Работа в социалке казалась ей чем-то вроде отдыха в санатории, где тяжелобольные попадаются только изредка, да и то не в качестве пациентов, а в качестве соседей по корпусу.  

– Не нюхал ты настоящей вони! – повторила презрительно. – Это даже не трезвак. Чем может там вонять?

– Детьми немытыми, – Мих поморщился. – Я не поеду. Вику отправьте.

– Собрался и поехал! – распорядилась Мария Гордеевна. – И без разговоров, чистюля.

            Мих вяло поднялся. Все утро шел дождь, а теперь на крыше соседнего здания, как прыщ, вскочило солнце, душная влага проникала с улицы в офис и мешала дышать. Портрет мэра запотел, улыбка подобрела.

– Май месяц, – сказал Мих мэру. – Самое то.

            Это был уже третий май – в том же кабинете, под тем же портретом, напротив стола Марии Гордеевны. В другом кабинете сидели Вика и Света – обе, как и Мих, выпускницы местного университета, симпатичные и смешливые девчонки, а здесь продолжали царить жесткие порядки советской психиатрии.

            Перспектива посетить в такой душный день «Дом матери и ребенка» совсем не радовала. И Мих быстро решил, что не поедет туда – сделает на трамвае круг до кинотеатра «Победа», вернется в центр, сойдет на Пушкинской, выпьет кофе, побродит по парку, а к брошенкам съездит завтра утром. Марии Гордеевне можно будет сказать, что не успел поговорить со всеми желающими или что-то в таком роде. Мих не раз проворачивал подобные комбинации, когда его посылали в детскую комнату милиции – в помощь штатному милицейскому психологу Олегу Павловичу, и Олег Павлович всегда охотно прикрывал его за бутылку водки среднего качества.

            В сознании сначала прорисовалась чашка кофе, потом бутылка водки. Осталось только раскрасить эти схематичные картинки. С портрета мэра посмотрела на него соседка с восьмого этажа Ленка Киселева и засмеялась.

            О Ленке Мих давно отвык думать как о женщине, и ее неожиданный смешок с портрета удивил его. Мих замер, и Мария Гордеевна снова подбодрила:

– Вот и встретишь там свою золушку с тремя детьми... Постой!

            Она сняла трубку трещащего телефона.

– Постой, – повторила Миху. – Звонят, как на пожар. Вдруг что-то срочное.

            Мих остановился, открыв дверь в коридор. По длинному коридору шла уборщица с ведром и шваброй, оставляя мокрый след на зашарканном линолеуме. Ее утренняя смена закончилась.

– Не уходи, – сказала Мария Гордеевна Михаилу, но в трубку.

            Мих спокойно ждал. Уборщица дошла до лестницы и оглянулась на него.

– Вы че-то хотели?

– Нет.

– Может, цветочки вам полить?

            Ей было за сорок. Из-под короткого синего халата поблескивали толстые белые ноги.

– Нет-нет, спасибо. Мы сами.

– Может, столы повытирать вам?

– Не нужно.   

– Тогда ладно.

            Мария Гордеевна, наконец, швырнула трубку на рычаг.

– Наверное, я сама в «Дом матери и ребенка» съезжу. Сейчас вице-мэр звонил – на Краснознаменской опять взрыв метана. В забое шахтеры остались. И толпа родственников около шахты. Ждут результатов. Им помощь нужна.

– Родственникам?

– Всем.

– Неееет. Я лучше к брошенкам!

– Миша, женщина на шахте не справится.

            Мэр на портрете снова стал самим собой и посмотрел на Михаила строго. Чашка кофе, прогулка по парку и Леночка уплыли из сознания, снова навалилась духота.

– Я туда не хочу.

– Собрался и поехал! – повторила Мария Гордеевна, изменив только направление.

            Мих пошел по мокрому следу к лестнице.

В муниципальную социалку устроила мама, а до этого он успел поработать немного в детской комнате милиции, немного в колонии, немного при наркодиспансере. Успел и знает, с чем сравнить.