Тот самый

Алиса вручила коробку с Горацием ветеринару в белом халате. Когда молодой мужчина с тенями усталости под глазами коснулся ладонями блестящих боков коробки, Алиса недоверчиво сжала пальцы на картоне и потянула ее к себе. Несколько секунд она стояла неподвижно, будто оценивая мужчину, и кивнула. Я разглядывал его синие хирургические перчатки, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Он бережно взял коробку.

– Он не может умереть, – сказал я, останавливаясь взглядом на бейджике, прикрепленном к халату мужчины. Я вглядывался в черные аккуратные буквы, и это меня успокаивало. – Он не может…

Смерть Горация положила бы конец всем надеждам. Его смерть навсегда бы разделила нас с Алисой. В последние дни между нами разверзлась пропасть, огромная и невидимая. Любые слова, сказанные мной, не долетали до сестры: их поглощала эта пропасть. Я говорил с ней. Я чувствовал ледяное касание ветра, поднимавшееся с черного дна бездны.

Я стоял на краю пропасти.

Алиса говорила с ветеринаром, но я не слышал голосов. Их рты открывались беззвучно: они напоминали декоративных рыбок за толстым стеклом аквариума. Горация отнесли в светлую операционную комнату. Из операционной вели две бежевые двери с табличкой «Вход только для персонала». На черную лапу Горация ставили катетер. Пушистый бок со слипшейся шерстью медленно поднимался и опускался.

«Борись, друг, – мысленно просил его я. – Не умирай».

Я сел на скамейку с мягкими подушками, находящуюся под плакатом о поиске клещей в шерсти животных. Молодой парень, сидевший на краю скамейки, встал и пересел в противоположный конец, ближе к ресепшену.

Длинная стойка, за которой стояла приветливая девушка, переходила в витрину, сделанную в виде буквы «Г». Глянцевый плакат с пушистым котом на половину стены рекомендовал приобрести немецкий корм. Люди в очередях уткнулись в телефоны. Стеклянные витрины пестрили лекарствами, игрушками и кормом. Я заметил напечатанное на бумаге предупреждение крупным шрифтом: «Продажа антибиотиков для животных – только по рецепту врача». Я вслушивался в голоса: они звучали как белый неразборчивый шум.

Прямо сейчас ветеринары боролись за жизнь Горация. Я представил острые скальпели, перепачканные в крови, и железные подносы с инструментами. Когда женщина, сидевшая напротив меня, чихнула, я вздрогнул, словно невидимый скальпель вонзился в мою плоть.

Я закрыл глаза, переводя дыхание, и почувствовал рядом с собой движение. Алиса невесомо, как дуновение ветра, опустилась на скамейку. Мы молчали, нервно поглядывая на время. Алиса сдирала ногтями засохшую кровь с ладоней. Звук соприкосновения ногтей с кожей вызывал неприятные мурашки на затылке. Время тянулось медленно, как жвачка, прилипшая к подошве. Иногда медсестры в белых халатах, безучастные к волнению, витавшему в воздухе, вызывали на прием хозяев с животными, и те быстро возвращались.

«Он не может умереть», – снова повторил я, разглядывая светлую плитку под ногами. В швы между плиток въелась грязь, принесенная сотнями подошвами.

Я стучал пальцами по колену и считал секунды.

– Он не умрет, – тихо сказала Алиса, не поворачиваясь. Она по-прежнему сидела неподвижно, словно восковая фигура, а ее лицо не выражало никаких эмоций. Мне показалось, что Алиса не моргала.

Это выглядело так, будто она обращалась не ко мне, а к пустоте перед собой. Последние дни Алиса не желала со мной разговаривать. Мы отталкивались друг от друга. Внутри нас бились похожие сердца, качая одну и ту же кровь, но мы не могли склеиться, будто два осколка от разных ваз. Мы всегда были разными, но сейчас это ощущалось особенно сильно.

Я помнил: Алисе было противно. Я предал нашу связь.

– Он не умрет. Он не может умереть, это же Гор.

Я кивнул, соглашаясь, и взглянул на Алису. Нижняя губа слегка дрожала, словно Алиса собиралась заплакать. Спутанные волосы, заправленные под водолазку, обрамляли перепачканное лицо.

– Там есть туалет. Прямо и налево, – ответил я. – Можешь сходить умыться. У тебя руки в крови.

– Он не умрет, – повторила Алиса дрожащим голосом.

Сейчас Алиса больше всего напоминала мне маму, и это сходство пугало.

– Он не умрет, – сказал я то, что Алиса хотела услышать. – Идем.

Я встал, собираясь приобнять Алису за плечи, но быстро отдернул руку. Я не знал, как она отреагирует на мое касание, поэтому просто кивнул, и Алиса медленно поднялась. Сейчас она не была похожа на прежнюю себя: заплаканные глаза, бледная кожа и поникшие плечи. От Алисы, любившей находиться в центре внимания, остался только яркий след в виде темно-лиловой помады на губах.

Мы молча дошли до туалета. Алиса бесшумно скользила по кафелю, подобно призраку, не оставляя следов. Я стоял у холодной стены, скрестив руки на груди, пока Алиса умывалась. Она брызгала на лицо ледяную воду и стирала помаду, будто темный слой на губах причинял ей физическую боль. Когда Алиса закончила, кожа вокруг ее рта покраснела.

– Я видела, как его сбили. Просто сбили и уехали. Оставили умирать на дороге…

– С ним все будет в порядке, – быстро успокоил ее я, глядя в отражение в заляпанном зеркале.

– А с нами?