Транснациональное в русской культуре. Studia Russica Helsingiensia et Tartuensia XV

Почему-то, глубокоуважаемый Эрнест Львович, все тяжелое и грустное несравненно сильнее волнует меня и глубже затрагивает, чем впечатления приятные: на житейские удачи я мало отзывчива. Появление в печати Мальбранша, вероятно, не составило бы исключения из общего правила – несмотря на то, что писала и пишу я эту работу с неослабевающим интересом и, могу сказать, любовью, – если бы не Ваша доброта, участие и внимание ко мне, обратившие этот сам по себе маленький эпизод в моей жизни в яркие радостные минуты. Одно обстоятельство даже смущает меня несколько, а именно: мою фамилию Вы поставили перед своею, и притом крупным шрифтом, обыкновенно ведь делается иначе.

Примите же сердечную и глубокую благодарность от искренне уважающей Вас

Е. Смеловой. ‹…›

P. S. Надеюсь, с печатанием 2-го выпуска Вас не задержу. На днях высылаю 1-ую часть последней книги, а остальное вышлю по мере прочтения. (4 сентября 1903 г.)

Вы, конечно, уже получили на днях высланные мною во вторник последние страницы перевода. Этот месяц писала под страхом опоздания, но все время столько было ежедневной неотложной работы, что на Мальбранша оставались лишь праздники да редкие свободные минуты по вечерам.

Большая у меня к Вам просьба, уважаемый Эрнест Львович: если есть возможность, нельзя ли получить теперь за работу рублей 30. Перед отъездом в Петербург следовало бы здесь привести свои дела в порядок. Знаю, если только можно, Вы не откажете в моей просьбе. Очень стеснялась беспокоить Вас и потому откладывала до последней минуты, но легче просить за работу, чем обращаться к знакомым, хотя бы они и охотно предлагали свою помощь и никогда не отказывали бы в ней. Быть может, деньги могут быть выданы маме по Вашему письму или карточке, в таком случае направлю ее к Вам, чтобы избавить Вас от лишних хлопот. Если моя просьба неисполнима, будьте так любезны написать мне – одно только слово: нельзя. (22 ноября 1903 г.)

‹…› Я составила список таким опечаткам в I томе Мальбранша, где пропущены или искажены отдельные слова и выражения, буквенных же и знаковых не отмечала, кроме двух случаев, – слишком длинен вышел бы список, да каждый легко и сам исправит их при чтении[307]. ‹…›

На днях принимаюсь за введение к Мальбраншу, работать придется пока урывками, так как много других занятий и неотложных ‹в› это время, но надеюсь на Пасхе привезти его. Где я могла бы найти указания на вновь найденное сочинение Мальбранша, о котором Вы говорили мне? По рассеянности своей не спросила Вас тогда о том, а здесь положительно не к кому обратиться. (19 января 1904 г.)

Очень я была огорчена, глубокоуважаемый Эрнест Львович, когда в начале июля, зайдя на городскую Вашу квартиру, узнала, что Вы в отпуску. ‹…› пришлось на несколько дней приехать в Петербург. Хотелось очень повидать Вас, кстати поговорить и о работе, за которую взяться взялась, но принялась только теперь. Едва ли я кончу ее раньше конца августа или начала сентября – не будет ли оно поздно? Биография Мальбранша у меня написана, дело за статьей о значении М‹альбранша› в истории философии (как оно обещано в предисловии к I выпуску). Вполне сознаю невежество свое в области философской и немного побаиваюсь, что-то выйдет; вижу, что и слога у меня нет – так, по крайней мере, мне кажется. Пока пишу, следуя Вашему совету, на основании прочитанного раньше, года два тому назад, когда переводила «Recherche de la vérité». Специальные же труды о М‹альбранше› прочту уже в городе, куда переберемся через месяц. (17 июля 1904 г.)

Глубокоуважаемый Эрнест Львович, пишу в настоящее время о Мальбранше конец и хотела бы спросить Вас, нужно ли выслать рукопись немедленно или можно отправить ее с мамой в начале августа? (12 июля 1905 г.)

Глубокоуважаемый Эрнест Львович, мама отвезла Вам на днях продолжение о Мальбранше и II том его сочинений, который Вы были так добры одолжить мне. Знаю, что эта чисто компилятивная и ученическая работа не удовлетворит Вас, как не удовлетворяет и меня: сознание своего невежества связывало мне руки, и я боялась сказать что-нибудь «от себя». Но, думаю, Вы не найдете и больших несообразностей, а потому надеюсь, что Ваше искусное перо превратит ее в нечто годное для печати. ‹…› Еще раз – не судите слишком строго неуменья. (26 августа 1905 г.)

Ваше молчание, глубокоуважаемый Эрнест Львович, наводит меня на безотрадное размышление, что Вы нашли мою работу никуда не годной и бросили ее под стол в корзину ‹…›. Когда раньше я обращалась к Вам за советом, Вы никогда не отказывали мне в том, и я просила бы Вас и впредь руководить мною. Недостатки работы я «чувствую», но если бы я ясно видела их, я могла бы и избежать их: Ваши указания мне необходимы. Бывает, что я пишу для себя, чтобы разобраться в том или другом вопросе, но писать для публики – дело иное, и для того у меня сейчас нет ни таланта, ни знаний, ни смелости. Тем не менее я думала, что я дала такой сырой матерьял, из которого можно сделать что-нибудь, но, может быть, именно в этом я ошибалась и написала Вам совсем не то, что было нужно. Мои философские занятия идут черепашьим шагом в силу неблагоприятно сложившихся условий, но я далека от того, чтобы бросать их, и не ради практической какой цели, а они имеют интерес для меня сами по себе. Я знаю, Вы очень заняты и избегаете писем, но еще раз прошу: скажите Ваше мнение. (5 октября 1905 г.)

Глубокоуважаемый Эрнест Львович, весьма порадовали меня письмом Вашим. Я совершенно не рассчитывала получить так скоро за Мальбранша, да еще крупную – для меня – сумму. Прекрасно знаю, что если философы дают мне что-либо, то делают они это исключительно по Вашим настояниям, за что и приношу Вам мою глубокую, искреннюю благодарность. Ваше суждение о введении слишком снисходительно – я сама недовольна им: по-моему, оно носит вымученный, ученический характер – но мне приятно сознавать, что редактирование его не портило Вам крови по крайней мере. (22 февраля 1906 г.)