Трейдер. Деньги войны

Интересно! Еще как интересно! Но только не дурацкая зубрежка! Хочется, как отцу, поездить по миру, проверить себя, стать великим путешественником! Чтобы о тебе писали все газеты! Или первооткрывателем! Или завоевателем! На крайний случай можно найти еще одно «Золотое море», а потом построить свой самолет, лучший в мире! И перелететь на нем через Атлантику! И Тихий океан! Самым первым!

Джонни зажмурился и представил, как он, в потертом кожаном шлеме и надвинутых на глаза очках, твердо держит штурвал, как внизу расстилается серой гладью океан, как ровно шумит мотор и воет в расчалках ветер. А потом он, высокий и стройный, идет сквозь восторженную толпу, приветственно машет снятой перчаткой с раструбом, улыбается и пожимает руки…

— Экстренное сообщение! Первый одиночный перелет через океан! — вокруг шныряют мальчишки-газетчики.

— Это невероятно! — переговариваются солидные господа в котелках. — Построил фантастический самолет, в тринадцать-то лет!

— Европа приветствует американского героя Джона Грандера! — мэр воздвигается над банкетным столом и салютует Джонни бокалом с шампанским.

Нет, мэр мелковато. Президент! Президент Франции!

В полуметре от лица внезапно зашуршало и все хрустальные мечты о триумфе великого летчика и о том, как он всем утрет нос в школе, разбились от появления наглой крысы. Она устроилась на ящике и с любопытством осматривала нового соседа, шевеля усиками. А когда Джонни замахнулся на нее подвернувшейся под руку газетой, неспешно удалилась, вильнув противным голым хвостом.

Джонни передернулся. Вот же тварь… Вот что стоило отцу профинансировать постройку самолета? Ездил бы по Европе, выступал перед поклонниками, а теперь сиди в этом поганом подвале.

Всюду, всюду опоздал. Два года назад он бежал сражаться на Марне, но был пойман прямо на железнодорожной станции. Даже на войну на маминой родине он тоже опоздал — большевики побеждали, Америка эвакуировала экспедиционные силы из Архангельска и Владивостока…

За дверью уныло и однообразно, но методически и настойчиво интересовались местонахождением груза, прерывая вопросы на серию ударов. Ответы, поначалу резкие и громкие, понемногу становились неразборчивей и тише.

Джонни поежился — вместо Великой войны успел на войну банд. Причем в роли заложника, а вовсе не благородного героя.

Вот отец бы мог, он ведь воевал в Трансваале вместе с дядей Полем и дядей Фернаном и они за двадцать лет не забыли, с какого конца браться за винтовку…

С грохотом разлетается входная дверь и перед чертовыми макаронниками встают три человека в масках, как у Дугласа Фэрбенкса в фильме «Знак Зорро»:

— Руки вверх, негодяи!

— Porca madonna! — вопит громила и выдергивает из-за пояса револьвер.

— Бах! Бах! — одновременно грохочут винтовки.

Нет, не винтовки, пистолеты-карабины Маузера, с деревянной кобурой, как тот, что висит у отца над камином.

Да, одновременно стреляют пистолет-карабины!

Громила и второй бандит, с тонкими усиками, валятся на пол, а Джонни… да, вот этим ящиком, он выглядит тяжелым, выбивает дверь в подвал, но из глубины дома уже набегают другие итальянцы, бестолково паля из револьверов, и троица героев отчаянно отстреливается, но врагов с каждой секундой становится все больше и больше.

Джонни ныряет рыбкой вперед, к лежащему громиле, и вырывает у него из мертвой руки револьвер, ловко перекатывается и вскидывает ствол:

— Бац! Бац! Бац!

Трое макаронников с пробитыми головами улетают обратно в коридор, руша заодно и сообщников.

— Папа!

— Джонни!