Читаем Три смерти Ивана Громака полностью

Алексей Толстой, Александр Грин, «импортные классики»: Жюль Верн, Рафаэль Сабатини, восходящая звезда французской литературы Антуан де Экзюпери, недавно с восторгом встреченный в Советском Союзе…

Однако более остальных поразил юнгу современный советский автор – Александр Беляев. Его научно-фантастический роман «Человек-амфибия» не просто привёл в восторг Громака, но и на долгие годы предоставил ему объект для обожания в лице главного героя книги – Ихтиандра.

Частенько Иван мечтал: вот бы самому, как «морскому дьяволу», научиться свободно жить в подводном мире, добывать драгоценные жемчужины, дабы, продав их, обеспечить безоблачное детство тысячам и тысячам таким же, как он, обездоленным мальчишкам и девчонкам.

Это вам не раков в Лозоватке гонять!

А ещё…

Теперь ему хотелось ещё быстрее стать взрослым, мужественным, сильным, чтобы ежедневно отстаивать идеалы добра и справедливости!

Что ж… Именно о таком тогда мечтали миллионы советских мальчишек и девчонок.

* * *

Тем временем из невзрачного, не очень пропорционального (длиннорукого и тощего) подростка Иван превратился в статного юношу. Этому в значительной степени способствовала флотская форма, всячески подчёркивавшая его достоинства: рост и выпуклые, окрепшие за лето мышцы.

Среди одноклассников (да и педагогов!) он мгновенно заработал непререкаемый авторитет.

Именно Громаку чаще прочих учащихся стали поручать самые важные, ответственные дела: организовывать сбор макулатуры и металлолома, выпускать стенгазету, защищать честь заведения на всевозможных школьных, а после и городских, соревнованиях.

И он никогда не подводил.

Стал первым «Ворошиловским стрелком».

И первым в своей возрастной группе получил значок «Готов к труду и обороне» наивысшей 1-й степени! А уже через год и вовсе заработал «Отличника ГТО».

Об этих «подвигах» Ивана регулярно сообщали корабельные «Молнии», вывешиваемые в красном уголке крейсера «Красный Кавказ»!

* * *

С руководством ВМФ в нашей стране в те годы творилось нечто неладное, непонятное и, прямо скажем, трудновообразимое – даже для видавшего виды офицерского состава.

Иногда очередному командующему советским (красным) флотом удавалось продержаться на своём месте всего несколько месяцев, как, например, в случаях с обоими Смирновыми – Петром Александровичем и Петром Ивановичем. Они друг за дружкой сменили начальника Морских сил РККА Михаила Владимировича Викторова, кстати, также наслаждавшегося высоким положением всего лишь чуть более ста дней – до ареста и последовавшего за ним расстрела.

Правда, их должность теперь называлась по-другому: Народный комиссар Военно-морского флота СССР.

Сразу после однофамильцев главным флотоводцем Страны Советов назначили Михаила Петровича Фриновского, но и он не дотянул на проклятом посту двух дней до полугода…

И только назначение Николая Герасимовича Кузнецова, состоявшееся в апреле 1939-го, наконец остановило эту кадровую чехарду.

На Чёрном море тоже происходили аналогичные процессы.

С 11 января 1935 года по 15 августа 1937 года тамошним Военно-морским флотом командовал Иван Кузьмич Кожанов, после него – до декабря того же года – уже упомянутый Пётр Иванович Смирнов-Светловский, а во времена описываемых автором событий – с января 1938 года – Иван Степанович Юмашев. Все трое – флагманы флота 2-го ранга, что примерно соответствует званию «контр-адмирал» в современной классификации. Применительно к сухопутным силам – нечто вроде командарма второго ранга в то время или генерал-полковника – генерала армии в нынешнее.

Последний из них задержится в должности аж до марта 1939 года и уступит своё место Филиппу Сергеевичу Октябрьскому (Иванову), в конечном итоге, как и Кузнецов, встретившему на своём посту Великую Отечественную войну. Но до этого эпохального события оставалось ещё несколько тревожных лет…

Часть 2. Фронтовая юность

1

В августе 1939 года капитан второго ранга Кравченко со слезами на глазах попрощался с экипажем крейсера «Красный Кавказ», ненадолго, всего лишь на два месяца, передав бразды правления кораблём Юрию Константиновичу Зиновьеву. Гущин в то время находился в плановом отпуске на малой родине – деревне Федюшино Костромкой области – и возвратиться откуда, по договорённости с командованием ВМФ, должен был не в Севастополь, а в Николаев, где корабль проходил капитально-восстановительный ремонт на верфях завода имени Андре Марти – такое имя с недавних пор носило тамошнее судостроительное предприятие.

Дело в том, что Марти – бывший масон, а ныне высокопоставленный функционер компартии Франции – в 1918 году служил инженером-механиком на одном из боевых кораблей иностранной эскадры, направленной в Чёрное море для осуществления военной интервенции против России.

Там он поднял восстание – в знак солидарности с русскими рабочими, но был схвачен и приговорён к двадцати годам каторжных работ.

Правда, через пять лет французская власть Андре помиловала, и Советское правительство тут же приняло решение об организации его визита в Николаев – так сказать к местам боевой юности.

Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное