Вернувшись в свою комнату, Тамила всё никак не могла успокоиться. Она металась по ней из стороны в сторону, до крови кусая заусенцы на ногтях. То порывалась дёрнуть ручку двери, чтобы снова пойти к Арвольду и потребовать… она не знала чего. Чего-то! Каких-то объяснений, слов, которые успокоили бы её мечущуюся душу. То брала с тумбы у кровати пухлый конверт, адресованный ей леди Ирмой, и нож для бумаг, чтобы вскрыть его… Но бумага, словно была крепче стали, а нож тупее речной гальки и не мог вспороть его, чтобы обнажить слова, которые там скрывались.
И только занеся запечатанный конверт над огнём, Тамила, наконец, решила для себя, что, не узнав о его содержимом, будет чувствовать себя ещё хуже, чем, открыв для тебя тайну, которую он хранил.
— В конце концов, тут может и не быть ничего важного… — прошептала себе под нос девушка, чувствуя, как в тягостном предчувствии замирает сердце, доказывая совершенно обратное.
Письмо на четырёх листах, написанное фирменным почерком леди Ирмы, обильно украшенным вензелями и поражающим стройностью округлых букв, было странным. Некоторые из листов были смяты, другие нет. От одного даже снизу был оторван небольшой кусок. По всему выходило, что письмо хоть и не писалось в спешке, но неоднократно выбрасывалось, словно почтенное за черновик.
Это было очень непохоже на предельно аккуратную Ирму Грэйн, которая обязательно бы переписала черновик на чистый лист, вместо того, чтобы, передумав, вложить его в конверт и отправить. Хотя… кто знает. Очень возможно, что это письмо писалось ею второпях и она просто не успела соблюсти все свойственные ей приличия…