Трущобы Севен-Дайлз

Не сказав больше ни слова, он повел ее за собой. Она зашагала следом за ним по булыжной мостовой мимо молчаливых людей, затем свернула за угол и по узкому переулку – к крошечной площади. Здания здесь были в четыре-пять этажей. Высокие и узкие, они тесно лепились друг к другу и как будто скрипели от сырости, а их крыши съехали набекрень. В воздухе стояла липкая вонь гниющего дерева, от которой тотчас начинало мутить. Громких и четких звуков здесь не было, но не было и тишины. Отовсюду слышался топот крысиных лап, капала вода, ветер, шелестя, гонял мусор, скрипя, оседали деревянные стены.

– Вон там! – Сандерман указал на дверной проем и шагнул вперед. Дверь была в пятнах сырости и открылась при его прикосновении. Внутри был узкий вестибюль, а за ним – больших размеров зал, где в открытом камине пылал огонь. На полу перед ним, прижимаясь друг к другу, сидело с полдюжины людей, правда, они сидели молча, не разговаривая. Шарлотта не сразу поняла, что они либо в бесчувственном состоянии, либо спят.

Сандерман поднял палец, как будто просил тишины, и почти бесшумно прошел по каменному полу к стоящему в правом углу столу, рядом с которым стояла пара стульев. Шарлотта последовала за ним и села на один из этих стульев.

– Мне, право, жаль, – извинился он, – но мне нечего вам предложить. Иных апартаментов у меня тоже нет.

Он произнес эти слова с улыбкой, а не так, как если бы стыдился этого убогого места. Похоже, он больше переживал по поводу комфорта Шарлотты, нежели своего собственного. Лицо его было худым; она отметила его ввалившиеся щеки – верный признак постоянного недоедания.

– И кого же вы ищете? – спросил он. – Если я не смогу сказать вам, где он, я, по крайней мере, могу передать ему, что вы его ищете, и тогда, возможно, он найдет вас сам. Надеюсь, вы понимаете: то, что мне рассказывают, предназначается только моим ушам. Порой человек… – Он умолк, пристально на нее глядя, как будто по ее лицу пытался понять, кого же она разыскивает.

Шарлотта ощущала себя обманщицей. Она представила себе несчастных женщин – жен, матерей и сестер, которые приходили к нему в поисках своих близких. Представила, через что, возможно, прошел он сам, – нечто такое, о чем он не мог им рассказать, представила гнетущую тяжесть этого опыта, забвение, которое ему, вероятно, приносил алкоголь или опиум.

И она решила быть с ним честной.

– Он мне не родственник. Это брат одной молодой женщины, которую я знаю. Он исчез. Она же вне себя от горя и не знает, где его искать. Времени на поиски у нее тоже нет. Иначе она может потерять свое место, и неизвестно, найдет ли новое.

Выражение его лица осталось прежним, отмеченное все той же печатью тревоги.

Прежде чем она смогла что-то ответить, дверь широко распахнулась и, ударившись о стену, отскочила назад. При этом она задела входящего, причем с такой силой, что он потерял равновесие и рухнул на пол, где и остался лежать, напоминая груду лохмотьев.

Быстро посмотрев на Шарлотту, Сандерман поднялся и направился к двери. Там он наклонился, сунул руки под мышки лежащему и с заметным усилием помог ему подняться на ноги. Мужчина явно был пьян. На вид ему было тридцать с небольшим, но лицо его было одутловатым, взгляд устремлен в пространство, на щеках – недельная щетина. Волосы его были спутаны, а сам он был весь в грязи и источал такие мерзкие миазмы, что Шарлотта невольно поморщилась.

Сандерман удрученно посмотрел на него.

– Входи, Герберт. Входи и садись. Ты ведь промок до нитки!

– Я упал, – пробормотал Герберт и, едва переставляя ноги, поплелся за Сандерманом.

– Не иначе как в лужу, судя по твоему виду, – язвительно заметил тот.

И запаху, добавила про себя Шарлотта. Ей хотелось отойти как можно дальше, но, видя, с каким достоинством Сандерман разговаривал с пьяным бродягой, она устыдилась своей брезгливости.

Герберт не ответил, однако дал проводить себя к скамье перед камином. Он тяжело опустился на нее, как будто его не держали ноги. Те, что уже сидели там, не обратили на него ни малейшего внимания.

Сандерман подошел к шкафу у дальней стены и, сняв с кольца на поясе ключ, открыл дверцу. Несколько минут он там что-то искал и наконец вытащил одеяло – большое, серое, грубое, но, несомненно, теплое.

Шарлотта с любопытством наблюдала за ним. Не похоже, что одеяло предназначалось для постели, тем более что вошедший не был болен и ему вряд ли требовался постельный режим. Сандерман между тем закрыл шкаф и замкнул дверцу на замок, после чего с одеялом в руках направился к Герберту.

– Сними с себя мокрую одежду, – велел он. – Завернись в одеяло и сиди, пока не согреешься.

Герберт посмотрел на Шарлотту.

– Она отвернется, – пообещал Сандерман. Он сказал это довольно громко, чтобы она услышала. Шарлотта тотчас развернула стул и села лицом к противоположной стене. Она не видела, как Герберт встал, лишь услышала шорох ткани и негромкий стук, когда ворох мокрой одежды упал на пол.

– Я принесу тебе горячего супа и хлеб, – добавил Сандерман. – Это пойдет на пользу твоему желудку.