Царевна Софья

Все трое вышли из дома и поспешили к Кремлю. Народ толпился на улицах. На всех лицах сияла радость. От заставы до Успенского собора стояли в два ряда Преображенские и Семеновские потешные, Бутырский полк и стрельцы Сухаревского полка. — Даже заборы и кровли домов были усыпаны народом. Взоры всех обращены были к заставе. Наконец, раздался крик: «Едет, едет!» — и вскоре царь, на белой лошади, в сопровождении Лефорта и Гордона, появился между стройными рядами войска. За ним ехала рота под предводительством Бурмистрова. Черная повязка поддерживала его левую руку. Гром барабанов не мог заглушить радостных восклицаний народа. Когда царь подъехал к кремлевскому дворцу, Иоанн Алексеевич встретил на крыльце своего брата, нежно им любимого. Они обнялись и оба пошли к Успенскому собору. Там патриарх совершил благодарственный молебен. По выходе из храма цари едва смогли дойти до дворца сквозь толпу ликующего народа. В тот же день щедро были награждены все, прибывшие к Троицкому монастырю для защиты царя.

День уж заканчивался. Бурмистров, поместив своих людей на Лыкове дворе, поспешил к своему дому. При взгляде на этот дом, так давно им оставленный, сердце Василия наполнилось каким-то сладостно-грустным чувством. Сколько воспоминаний, приятных и горестных, возбудил в Василии вид его жилища! Он вспомнил беспечные, счастливые дни молодости, проведенные вместе с другом Борисовым, вспомнил первую встречу свою с Натальей, вспомнил и бедствия, которые так долго их преследовали.

Долго стучался он в ворота. Наконец слуга его, Григорий, живший в доме один, как затворник, и охранявший жилище своего господина, отворил калитку.

— Барин! — воскликнул он и упал к ногам своего господина, заплакав от радости.

— Встань, встань! Поздоровайся со мной, Григорий, — сказал Бурмистров. — Мы давно с тобой не виделись.

— Отец ты мой родной! — восклицал верный слуга, обнимая колени Василия. — Не чаял я уже тебя на этом свете увидеть.

Василий вошел в дом и удивился, найдя в нем все в прежнем порядке. Григорий сберег даже дубовую кадочку с померанцевым деревцем, стоявшую в спальне Бурмистрова, — последний подарок прежнего благодетеля его и начальника, князя Долгорукова. Всякий день слуга поливал это деревце, обметал везде пыль и перестилал постель, как будто бы ожидая к вечеру каждого дня возвращения хозяина.

Когда Василий вышел в свой сад, то увидел там цветник, над которым он и Борисов часто трудились весной. Цветы поблекли, и весь цветник засыпан был желтыми листьями деревьев, обнаженных рукою осени.

— Помнишь ли, барин, как Иван Борисович любил этот цветник? Уж не будет он, горемычный, гулять с тобой в этом саду!

— Как, почему? — всполошился Василий. — Что случилось?

— Да разве ты не знаешь, барин, что он приезжал в Москву из монастыря со стрельцами и что полковник Чермной, когда Иван Борисович хотел взять этого злодея, ранил его ножом?

— Поведи меня, ради Бога, к нему скорее! — воскликнул Бурмистров. — Где он теперь?

— Лежит он неподалеку отсюда, в избушке какого-то посадского. Я его хотел положить в твоем доме, да сам Иван Борисович не захотел. «Все равно, — сказал он, — где умирать».

Встревоженный Бурмистров последовал за слугой и вскоре подошел к избушке, где лежал Борисов. Послав слугу за лекарем, осторожно отворил он дверь и увидел друга своего, который лежал на соломе, умирая. Возле него сидела жена посадского и плакала. Пораженный Василий взял за руку Борисова. Тот, открыл глаза и устремил угасающий взор на своего друга.

— Узнаешь меня? — спросил Василий, стараясь скрыть свое горе. — Я пришел помочь тебе: сейчас придет лекарь и перевяжет твою рану.

— Уж поздно! — ответил слабым голосом Борисов. — Слава Богу, что я с тобой успею проститься!

Бурмистров хотел что-то сказать своему другу в утешение, но не смог, тихо опустил его холодеющую руку, отошел к окну и заплакал.

— Сходи скорее за священником! — сказал он тихо жене посадского. — Он умирает.

— Я уже посылала за священником, — прошептала женщина, — но его нигде нет.

Тем временем купец Лаптев, услышан об отчаянном положении Борисова, бросился к отцу Павлу, который вместе с ним из Троицкого монастыря приехал в Москву и остановился в доме своего племянника, также священника приходской церкви. По просьбе Лаптева отец Павел немедленно пошел к Борисову, неся Святые Дары. Перед ним, по обычаю того времени, шли два причетника церковные, с зажженными восковыми свечами, а священника окружали десять почетных граждан, в том числе Лаптев. Все они, сняв шапки, держали их в руках. Прохожие останавливались, всадники слезали с лошадей и молились, когда мимо них проходил священник. Царь Петр, случайно проезжавший мимо верхом, тоже слез с лошади, снял шляпу и присоединился к гражданам, окружавшим отца Павла. Вместе со всеми вошел он в хижину, где лежал Борисов.

— Приступи к исполнению твоей обязанности, — сказал царь тихо священнику и, увидев Бурмистрова, спросил его: — Не родственник ли твой болен?