— Скажи, как поживает твой отец? — спросила я наконец.
— Он как верблюд, отпущенный на пастбище после долгих лет труда. Толст и доволен, — рассмеялся он.
— Такое могущественное племя, Габаан, — продолжила я, поглаживая голову горного козла, венчавшую подлокотник трона. — И такое… нейтральное.
Мне не нужно было озвучивать очевидное: они не прислали ни единого человека, чтобы поддержать мой марш на Мариб, о чем у нас с Вахабилом был очень долгий разговор.
Тамрин склонил голову:
— Моя царица?
— Искусная политика позволила Габаану завоевать доверие всех племен оазисов. — Я смерила его взглядом. — Но неужели так сложно проявить свою лояльность, когда необходимость в нейтралитете отпала?
— Царица мудра. Я полагаюсь на то, что советник Ильяфа согласует с ней наилучшее из возможных выражений верности Габаана. Что до меня, то я лишь торговец, кочевник среди кочевников.
Он не покраснел и не запнулся во время произнесения витиеватого ответа. Либо он был крайне опытен при дворе, либо просто дурак.
Дураком он мне не казался.
— Что думаешь о нашем пире, Тамрин из Габаана?
Гости в зале коротко переговаривались в промежутках между поеданием сладкого хлеба, скатанного и пропитанного соусом из кардамона и фенхеля.
Они не медлили: есть слишком медленно означало привлечь к столу злокозненных духов.
Он жестом указал на созвездие из фонариков.
— Это чудо. Я буду до конца своих дней вспоминать и рассказывать о нем истории, и меня обвинят в преувеличении. А сейчас, если позволишь, царица, я хотел бы вручить тебе свой подарок.
Юноша протянул ему длинную прямоугольную шкатулку, которую Тамрин преподнес мне на вытянутых руках.
— Это скромный подарок, но он пришел к тебе из далекого царства. Твоя любовь к учебе известна моему отцу.
Шара приняла у него шкатулку и открыла, протягивая мне так, чтобы показать ее содержимое. Внутри оказался двойной свиток пергамента.
— Чьи это письмена? — спросила я.
— Северного царя Израиля, переведенные моим отцом. Говорят, что их бог обучил царя тайным знаниям.
Я читала краткие описания этого царства, сделанные еще полвека назад, когда у объединенных племен зарождалась государственность.
— И ты веришь в то, что боги делятся своими тайными знаниями, Тамрин из Габаана?
— Так говорят про всех царей, разве нет? — с улыбкой ответил он. — Я признаю, что не понимаю его бога. Но знаю также, что царь жадно стремится к богатствам и редкостям нашего мира.
— Как и любой другой царь, не так ли?
— О да, однако у этого есть чем платить за товары. Богатство его царства способно сравниться с богатством самой Сабы.
Я рассмеялась, и мой смех звонко разнесся по залу.
Стоящий рядом с Тамрином Вахабил вежливо улыбнулся, но я заметила тени усталости у его глаз. Устройство пира и прием гостей отняли у него немало сил. Я решила, что найду способ выразить ему благодарность — хотя бы отдыхом, если не чем-то иным.
— Каждый торговец одновременно и сказочник. Теперь я вижу, отчего тебя обвиняют в преувеличении.
Он выразил согласие легким поклоном.
— И все же мы оба знаем, что лишь Вавилония и Египет способны соперничать с Сабой в богатстве, — продолжила я. — И даже египтяне готовы продать все, вплоть до новых париков, которыми они так увлеклись, чтобы купить нашу мирру.
Вахабил засмеялся, Тамрин тоже, но меня не оставляло чувство, что он изучает меня, скрываясь за маской принятой при дворе вежливости.
— Израильтянин заключил с Египтом сильнейший союз.
— Неужели?
— Он женился на дочери фараона и получил в качестве ее приданого город Гезер на перекрестке Морского Пути и Королевского Тракта. Таким образом, он контролирует торговлю с Египтом к югу от своего царства и с Финикией — к западу.
Я склонила голову к плечу. Для фараонов было крайне необычно отдавать своих дочерей замуж в другие страны — как правило, они лишь принимали соседних принцесс в качестве жен для своих сыновей. Что же такого фараон мог увидеть в новом царе, чтобы поступиться политической гордостью Египта?
Вахабил тихо кашлянул. За его спиной гости почти покончили с угощением.
— Идемте со мной, — сказала я, поднимаясь. Приглашенные тоже поспешно вскочили на ноги. — Вскоре мы сами рассмотрим Египет.
Я жестом пригласила обоих мужчин следовать за мной и провела свой эскорт к дворцовым садам. И слышала, как у первых последовавших за нами гостей вырвались восхищенные возгласы. Сады, освещенные тысячей фонарей, полностью преобразились.
Огромные отрезы газовой ткани цвета индиго развевались в саду, разделяя его на восток и запад, трепеща волнами на вечернем ветру.