Мне показалось в тот момент, что сама она и её душа — тонкие паутинки, слабые, бессильные, и только он, мой отец, умеет, знает, как наделять их мощью…
Я заметил, как она смотрит на него: так, будто кроме него во всём мире нет ничего более материального, и он — единственное, что ей нужно для жизни. Она взглядом ищет в его глазах нечто, известное только им двоим, и находит. Они вжимаются друг в друга, забыв обо мне, и мне вдруг становится бесконечно больно и страшно…
Как много любви заключено в этих объятиях? Ни разу не виданный мною доселе концентрат! Как много отдать её они согласятся?
Она знакомит меня со своими дочерьми, их три: самая старшая — Софи, та самая, которую отец так самозабвенно обнимал на фото, только теперь она уже не девочка, а девушка. Красивая, стройная, очень похожая на Валерию внешне, но больше всего глазами и тем, что в них — особенная глубина.
Средняя и самая красивая из всех — Лурдес: темноволосая, кудрявая, с идентичным моему, а значит, и отцовскому, разрезом карих глаз. Лурдес ещё сосем ребёнок, но взгляд у неё не детский — женский.
Самая младшая — Аннабель, голубоглазая девочка блондинка. Ей достаётся меньше всего ЕГО внимания, как и мне впрочем. Это легко увидеть в деталях, например, в том, как долго он обнимает каждую из своих дочерей при встрече, и только одну из них целует — Софью.
А вот Валерия, напротив — ко всем одинаково расположена, всем уделяет равное количество своего внимания и любит, кажется, тоже всех одинаково сильно.
Лурдес тут же ставит меня в известность о том, что Аннабель — не родная дочь её матери, мне об этом известно из моих журналов, но я замечаю другую важную деталь — то, что сама Аннабель называет Валерию матерью… а Софья неродного отца отцом.
Мне всё это кажется противоестественным, но та любовь, в которой они купают друг друга, поселяет во мне неистребимое желание стать их частью.
Собственно, именно это уже и произошло, когда Валерия в приватной беседе сказала мне, что дом моего отца — мой дом, и что если я хочу, считаю уместным, то могу переехать жить к ним. Если же я считаю её предложение неудобным, то завтра же отец займётся решением вопроса моего жилья.
Я удивлён:
— В каком смысле жилья? Я живу в кампусе, условия отличные, мне ничего не нужно…
— Я в этом не сомневаюсь, но у твоего отца в некотором роде есть достаток и обязательства перед тобой, поэтому в самое ближайшее время он купит тебе квартиру и всё необходимое. Это не обсуждается.
Уже через неделю все мои студенческие счета были оплачены на четыре года вперёд — я понял, на что рассчитывала моя мать. Но ещё более важным оказалось для меня открытие того факта, что путь, который она придумала, был самым коротким и эффективным. Только спустя время мне станет очевидна та неприступная крепость, какой окружил себя и свою семью мой отец. Просто приехать и попытаться связаться с ним было физически невозможно — он окружён охраной и закрытыми дверями. У него бывают аудиенции в строго отведённые для этого часы, но в очереди мне пришлось бы стоять месяцы, и я совсем не уверен, что моя гордость выдержала бы эту нагрузку.
План моей матери оказался гениален: мягкая тонкая рука Валерии, однажды обнаружив меня, запустила мой звездолёт на сверхсветовой скорости к звезде по имени «отец».
Только спустя годы я пойму, как обманчива была та лёгкость, с какой я попал в их дом — никому ещё ни до меня, ни после не удавалось проделать подобное.
Глава 6. Царство Красоты
Их дом похож на отдельное государство со своей властью, законами, охраной, настолько многочисленной и совершенной, что её запросто можно считать серьёзной оборонной единицей. Я прозвал его Царством. «Царством Красоты», потому что всё здесь пронизано этой категорией, начиная с людей и заканчивая любой мелочью — каждая деталь, даже самый невинный предмет интерьера вопит о немыслимом достатке, вкусе и стиле его обитателей.
Но эталоном красоты был и остаётся отец. И не только внешней, он задаёт тон внутреннему миру каждого из тех, кого считает членами своей семьи. И никто из них, кажется, даже и не осознаёт до конца всей мощи его влияния на них. Он красив от природы, он одевается только в красивые вещи, ездит на красивых машинах, живёт в самом дорогом и самом красивом в Сиэтле доме. У него красивые дети. Часть своей красоты он умудрился передать своему потомству: мне и Лурдес. Мы привыкли к восхищённым взглядам, к извечной заинтересованности противоположного, а иногда и своего пола. Мы рождены с этим наследством, и каждый из нас будет решать сам, как им воспользоваться в жизни.
Но главное — это его поступки и его отношение к жизни, его принципы — всё это пронизано идеей его субъективной внутренней красоты. Он не делает того, что считает уродливым, не важно, в физическом воплощении или же с идейно-нравственной точки зрения.