Целое лето

Я сижу, смотрю на красивый закат над горами и потягиваю сухое винцо. Адмирал возится с мангалом. Сегодня будет какая-то особенная рыба. Я думаю, я в тысячный раз думаю, почему я не позвонил Таньке ещё и ещё. И ещё. И не оставил сообщения. Что-то меня тогда остановило и отключило — чисто физически. Что? Какое-то предчувствие? Или просто внутренний я вдруг испугался продолжения — ведь я бы сказал ей: «Поехали со мной», — и мы бы поехали вместе, и всё было бы здорово, и в нужный момент я бы не оказался один против всех, и вся эта история могла бы пойти по-другому, да что там эта история — судьба всего человечества, мать его за ногу, но я не позвонил, я испугался, наверное, как Серафима посмотрит и спросит: «В каком она классе?» — хотя какое мне дело до Серафиминых подколок, тем более что Таньке уже почти тридцать, это она выглядит так, но ведь, наверное, именно предчувствие возможной грядущей неловкости меня и остановило тогда, и заставило упасть и уснуть, и отговориться внутренне от самого себя, что де встать надо затемно, чтобы проскочить до пробок, но всё это ерунда, главное, что не позвонил — и вот вам, вся история человечества… И ещё я просто страшно по ней скучаю, и боюсь за неё, и всё у меня внутри леденеет и сжимается, но уже ничего не сделать, просто в нужный и единственный момент не набрался храбрости и не позвонил, и теперь с этим жить.

Не подумайте, я не раскорябываю себя специально, наоборот, я стараюсь спрятать все эти переживания подальше, поглубже, просто изредка нужно чуть-чуть стравливать давление. Чтобы не рвануло непредсказуемо. Может быть, я ещё пригожусь…

Дальше я буду рассказывать не только о том, что происходило со мной и вокруг меня, но и о делах, свидетелем которых я не был. И просто из экономии слов не всегда стану объяснять, как и почему я узнал о том или другом событии. Никакого коварства с моей стороны здесь нет, а уж тем более конспирации — от кого теперь конспирироваться-то? Но я прикинул — получается огромный рыхлый текст, притом однообразный: пришёл тот-то, сказал это. Потом я встретил того-то, и он рассказал другое. Я сопоставил «это» и «другое» — и понял, как оно было на самом деле… Может, такие подробности кому-то и интересны, но сам я их читать не люблю. Поэтому просто предупреждаю: обо всех описанных событиях я знаю всё досконально, а уж как я это узнал — дело ремесленное. Договорились?

Ну да, и как я ехал — это тоже не сказать чтоб сильно увлекательно было. Дорога как дорога. Сало як сало…

Часть вторая Столичная штучка

1.

— А поворотись, сынку!

Макс, конечно, поворотился, а потом мы обнялись. Он стал здоровенный, крупнее меня, а ведь я отнюдь не малыш. И загорелый… Я ткнул его двумя пальцами в пузо — это было железо.

— Здорово, дядька! А чего не предупредил? Мы бы сейчас…

— Потому и не предупредил! А где остальные?

— Мать у соседей, сейчас вернётся. А малой где-то шлындрает.

— Ну, понятно. Пойдём, поможешь выгрузить…

Традиция привозить гостинцы родне у нас сохраняется свято, поэтому я сделал крюк — проехал через Тулу, где у меня были кой-какие зацепки. Так что в Тугарин я привёз пару спиннингов «Джи Лумис» на крупную рыбу, кучку всяких новомодных прибамбасов, на которые эти самые крупные рыбы должны нестись, сломя хвосты, от самой Астрахани — для парней, и две пары нарядных туфель на низком каблуке (ручной айсорской работы) — для сестры.

И всё это — за смешные деньги…

Когда я поволок из-под сиденья чехол с карабином, Макс покосился:

— О, ты, смотрю, надолго?

— Успею надоесть, — сказал я. — Кабаны как, в город не заходят?

— С кабанами смутно. Их прошлый год много выбили — типа, чтобы африканскую чуму не разносили. Так что не знаю. Ну, узнаем, делов-то. Шабельникова надо спросить, он всяко разно в курсах.

— Шабельников — Юлик, что ли? А он всё ещё здесь?

— Здесь, дядь Лёш. Начальник горотдела. Пока что.

— Я-то уверен был, что он давно в Волгограде. А то и вообще…

— Не свезло… А вон и мать идёт!

Серафима налетела, как маленький свирепый жаркий вихрь. Вот сколько лет прошло, а она как считала тумаки и поджопники лучшим способом воспитания младшего брата, так и продолжала считать. Хорошо, что в этом мире есть хоть что-то постоянное…

— Почему не позвонил! Почему не позвонил! Я почему, как дура, всё последней узнаю?..

Наконец я сумел подхватить её под локти и чуть приподнять. Она тут же попыталась сунуть мне коленом туда, куда не надо.

— Тихо, тихо, тихо. Симочка, уже всё. Я уже здесь. Я сбежал. Считай, что скрываюсь. Никто не должен знать…

— Да уже все знают! Вон Валька и говорит: смотри-ка, мол, твой тоже приехал! А я ни сном ни духом! Пусти!

— А ты уже перестала драться?

— Я никогда не дерусь! Если бы я дралась!..

— Дядька, да это она правда не дерётся, — прогудел Макс. — Сковороду ей дать или там чапельник — вот тогда да, а так — погладит только, приголубит…

— Вот мало я вас сковородой! — пыхнула огнём Серафима. — Стыд мой и срам, глаза бы не глядели!..

— Ставить её? — спросил я Макса.

— Ставь, — с сомнением сказал Макс. — Мам, только не!..