Цетаганда

— Вы обсуждали вашу точку зрения на планы цетагандийцев относительно Мэрилака с Иллианом? — спросил Майлз.

— Да, мы постоянно держим вашего шефа в курсе событий. К сожалению, в настоящее время никаких материальных подтверждений моей теории нет. Все это не более чем мои умозаключения. Имперская безопасность предпочитает оперировать фактами.

— Я… это не входит в мою компетенцию, — сказал Майлз. — Ничего не могу сказать.

— Я только хотел, чтобы вы представляли себе ситуацию.

— О да.

— И еще… сплетни всегда контролируются не так тщательно, как следовало бы. Не исключено, что до вас двоих и дойдет что-нибудь. В таком случае постарайтесь сообщить это моему протокольному офицеру, полковнику Форриди. По возвращении он будет ежедневно встречаться с вами. Сообщайте ему все, что покажется вам заслуживающим внимания.

— Понял? — толкнул Майлз локтем Айвена. Тот только пожал плечами. — И, гм… постараться выдавать не больше, чем узнаешь сам?

— Ну, я в этом отношении совершенно надежен, — с улыбкой признался Айвен. — Я не знаю ничего.

Майлз с безразличным видом пробормотал так, чтобы тот услышал:

— Мы знаем кое-что, Айвен.

Поскольку все инопланетные посольства концентрировались в пределах одного городского района, поездка оказалась недолгой. Машина спустилась на уровень ниже и замедлила ход. Ворота с подземной стоянки открывались прямо в ярко освещенный вестибюль; ощущение того, что находишься под землей, почти отсутствовало благодаря светлой мраморной отделке стен и обилию искусственных растений. Мэрилакские стражники с поклоном проводили барраярцев к лифту. При этом они, несомненно, успели просканировать своих гостей — Айвен, похоже, вздохнул с облегчением, вспомнив про оставленный в посольстве нейробластер.

Лифт поднял их в просторную прихожую, куда открывались несколько ярусов парадных помещений, уже заполненных гостями. В центре зала возвышалась огромная видеоскульптура — подлинная, не голограмма. Журчащие водяные струи сбегали по горным тропам, по которым при желании можно было прогуливаться. Яркие хлопья, порхая в воздухе, создавали замысловатый лабиринт. По их зеленой окраске Майлз заключил, что они, видимо, изображают земную листву, что при ближайшем рассмотрении подтвердилось. Медленно-медленно цвет листьев начал меняться от разных оттенков зеленого до желтого, оранжевого и красного. Кружась в воздухе, они на мгновения составляли почти неуловимые картины: людские фигуры и лица, сменявшие друг друга под аккомпанемент завораживающей музыки. Майлз был поражен.

— Это что-то новенькое. — Форобио также не остался равнодушным к этой картине. — Как красиво… а, добрый вечер, посол Берно.

— Добрый вечер, лорд Форобио. — Седовласый мэрилакец приветствовал своего коллегу с Барраяра как старого знакомого. — Да, нам это тоже нравится. Это подарок одного из местных гем-лордов. Он оказал нам большую честь. Называется «Осенний листопад». Мои шифровальщики полдня ломали себе голову и в конце концов решили, что ничего, кроме «осеннего листопада», это не означает.

Оба посла рассмеялись. Айвен неуверенно улыбнулся, не уловив смысла шутки. Форобио официально представил их мэрилакскому послу; тот отреагировал на их ранг соответствующими изъявлениями, а на их молодость — пожеланием чувствовать себя как дома, вслед за чем они были предоставлены сами себе. Спасибо Айвену, мрачно подумал Майлз. Они поднялись по лестнице в буфет, оставив послов приватно беседовать внизу.

Набрав себе закусок, они приступили к выбору напитков. Айвен взял бокал знаменитого мэрилакского вина. Майлз, не забывая о листке в кармане, предпочел кофе. Вслед за этим они разошлись, позволив людскому потоку унести их в разные стороны. Майлз облокотился на парапет, выходящий в лифтовой холл. Потягивая кофе из изящной фарфоровой чашечки, он гадал, куда вмонтирована система подогрева. Ах да, вот: несколько тоненьких металлических нитей, искусно вплетенных в герб посольства. Внизу в зале «Осенний листопад», похоже, подходил к концу цикла. Вода в ручейках замерзала, превращаясь в пятна черного льда. Водоворот красок потускнел до блекло-желтого и серого: цвета зимнего заката. Угадывавшиеся в вихре листьев фигуры — или это вовсе не фигуры? — превращались в мрачные скелетоподобные формы.

Живая музыка зазвучала как чуть слышный шепот. Это не была зима веселых праздников и искрящегося снега. Это была зима смерти. Майлз невольно вздрогнул. Чертовски впечатляюще.

Ну и как он будет задавать вопросы, ничего не выдавая взамен? Он живо вообразил, как пристает к какому-нибудь цетагандийскому гем-лорду с вопросом вроде: «Послушайте-ка, не терял ли кто-нибудь из ваших миньонов ключа с вот такой печатью?..» Нет, пусть уж лучше те, кого это интересует, сами ищут его. Правда, судя по всему, с этим они не торопились. Майлз вглядывался в лица — без успеха.