Цитадель

— Дела у нас во всех отношениях блестящи, Крис, — радовался он. — Доходная амбулатория и прочная клиентура среднего класса. И сверх того я создаю себе солидную практику консультанта. Ты увидишь, что еще будет, как мы далеко пойдем.

Первого октября он уже имел возможность предложить Кристин заново обставить их дом. После утреннего приема он с подчеркнутой небрежностью, какую усвоил себе в последнее время, сказал:

— Я бы хотел, Крис, чтобы ты сегодня съездила на Вест-Энд. Побывай у Гудсона или Остли, если предпочитаешь его. Обратись в самый лучший магазин. И выбери всю новую мебель, какую тебе нужно. Парочку новых гарнитуров для спален, гарнитур в гостиную, купи все.

Она молча посмотрела на него, а он улыбнулся, закуривая папиросу.

— Вот одно из удовольствий, которое приносят деньги, — иметь возможность дать тебе все, что захочется. Не думай, что я скуп. О Господи, конечно нет! Ты была молодцом, Крис, все время, пока нам жилось трудно. Теперь начинается для нас счастливая жизнь, и мы будем ею наслаждаться...

— Заказывая дорогую мебель и... и гарнитуры у Остли.

Эндрью не заметил горечи ее тона. Он засмеялся.

— Верно, дорогая. Давно пора нам выкинуть старую нашу рухлядь от «Ридженси».

Слезы подступили к глазам Кристин. Она вспыхнула:

— В Эберло эти вещи тебе не казались рухлядью. Да они и не рухлядь. О, тогда была настоящая жизнь, тогда было счастье!

Всхлипнув, она отвернулась и вышла из комнаты.

Эндрью смотрел ей вслед с тупым удивлением. В последнее время с ней делалось что-то странное, — настроение у нее было переменчивое, подавленное, перемежавшееся внезапными взрывами непонятной горечи. Эндрью чувствовал, что их точно относит друг от друга течением, что исчезает то единение, та скрытая товарищеская связь, которые всегда существовали между ними. Что ж, это не его вина. Он делал для нее все, что мог, все, что было в его силах. Он подумал с раздражением: «Мой успех для нее ничего не значит, ровно ничего». Но ему некогда было раздумывать о безрассудстве и несправедливости поведения Кристин. Его ждал целый список визитов к больным, а так как был вторник, то и обычный визит в банк.

Он заезжал в банк аккуратно два раза в неделю, чтобы вносить деньги на свой текущий счет, так как считал, что неразумно держать их дома, в ящике стола. Он не мог не сравнивать эти приятные посещения с тем эпизодом в Блэнелли, когда его, обтрепанного помощника врача, оскорбил Эньюрин Рис. Мистер Уэд, директор банка, всегда встречал его радушной и почтительной улыбкой и часто приглашал к себе в кабинет выкурить папиросу:

— Без всякой навязчивости осмелюсь сказать, доктор: дела ваши превосходны. У нас ценят передовых врачей, которые сохраняют надлежащую долю консерватизма. Вот как вы, доктор, осмелюсь сказать. Ну, а что касается тех железнодорожных акций, о которых мы с вами на днях толковали, то...

Почтение, которое выказывал ему Уэд, было лишь одним из множества доказательств широкой популярности, которую успел приобрести Эндрью. Другие врачи района теперь любезно кланялись ему, проезжая мимо в своих автомобилях. На осеннем собрании районного медицинского общества, в той самой комнате, где он при первом своем появлении чувствовал себя парией, его теперь приветствовали, ухаживали за ним, ему предлагал сигару сам доктор Ферри, вице-председатель секции.

— Рад видеть вас среди нас, доктор, — суетливо говорил маленький краснолицый Ферри. — Понравилась вам моя речь? Нам ни в коем случае не следует уступать в вопросе о гонорарах. Особенно когда дело касается ночных вызовов, — тут я всегда твердо стою на своем. Недавно меня ночью разбудил мальчик, еще совершенный ребенок, лет двенадцати. «Скорее пойдемте, доктор, папа на работе, а маме вдруг стало очень плохо». Знаете, эти неизменные заявления в два часа ночи. И я этого мальчугана никогда раньше не видел. «Милый мальчик, — говорю я, — твоя мама — не моя пациентка. Беги, принеси мне полгинеи, тогда я поеду». И конечно, он больше не вернулся. Говорю вам, доктор, у нас район ужасный...

На следующей неделе после этого собрания к Эндрью позвонила миссис Лоренс. Эндрью всегда доставляла удовольствие грациозная непоследовательность ее телефонных разговоров. Сегодня, упомянув о том, что супруг ее уехал на рыбную ловлю в Ирландию и она, быть может, попозже поедет к нему туда, она позвала его завтракать в пятницу, ввернув это приглашение как будто между прочим, таким тоном, словно оно не имело никакого значения.

— У меня будет Топпи. И еще два-три человека, менее скучных, по-моему, чем большинство тех, с кем обычно встречаешься. Вам, пожалуй, будет полезно с ними познакомиться.