Цицерон

Греческая политическая наука выделяла три так называемые правильныеформы государства: монархия —законная власть одного человека, аристократия —власть избранного совета и демократия —власть всего народа, соблюдающего собственные законы. Но все эти формы кажутся Сципиону и его друзьям несовершенными. Во-первых, они несправедливы. При царской власти все вершит один, народ же совершенно устранен от управления. При аристократии граждане, правда, выбирают своих руководителей, но они совершенно не участвуют в принятии важных решений. При демократии же предполагается полное равенство в управлении, а «само это равенство несправедливо», так как люди неравны от природы. Во-вторых, каждое такое государство находится словно на вершине крутого обрыва: минута — и все полетит в бездну. Ведь монархия превращается в деспотическое правление, ибо в самом лучшем, самом мудром царе сидит свирепый деспот. Либо он изменится сам, как случалось с многими правителями, испорченными чрезмерной властью; либо ему наследует недостойный преемник. Аристократия вырождается в господство знатных или, что еще хуже, богатых. Народ ежегодно голосует. Но это фактически выборы без выбора. Граждане выбирают тех, которых надовыбрать. Что же до демократии, то она скатывается к господству толпы, охлократии, а это самое ужасное. Ибо нет тирана страшнее, чем взбесившаяся чернь. Вскоре вожаки народа захватывают неограниченную власть. Так «из величайшей разнузданности, которую они почитают единственной свободой», вырастает тирания (Сiс. De re publ, I, 43–47; 68).Однако, говорит Сципион, все-таки можно построить справедливое, долговечное и разумное государство. И это государство не идеал, не фантазия философа. Нет, это реально существующая римская Республика, в которой власть равномерно распределяется между монархическим элементом, выраженным властью ежегодно переизбираемых народом консулов, аристократическим — сенатом и демократическим, то есть народным собранием. Иными словами — между элементами всех трех правильных форм, которые находятся в равновесии. И Сципион шаг за шагом рассматривает римскую историю и римские политические учреждения и объясняет их смысл [98].

Можно себе представить, как интересны были все эти рассуждения для современников Цицерона, которые, видя гражданские бури, потрясавшие Рим до самых основ, не раз, должно быть, с тоской спрашивали себя, в чем их смысл и где же спасение. Но все-таки не эти мысли привлекали поколения людей, которые жадно читали книги Цицерона в то время, когда уже почти не помнили о республике и совсем не интересовались политикой. Что же более всего влекло этих людей? Последняя книга диалога, которая получила название «Сон Сципиона».

В конце беседы Сципион рассказывает друзьям чудесный сон, который он видел в ранней юности, когда к нему не снизошла еще слава. Тогда он простым воином прибыл в Африку, еще не подозревая, на какую головокружительную высоту вознесет его там судьба. Тотчас он отправился к нумидийскому царю Масиниссе, старому другу своего деда Сципиона Старшего. Царь принял его как родного сына; он вспоминал свою юность, и они полночи проговорили о Сципионе Старшем. Наслушавшись рассказов об этом великом герое, Эмилиан наконец заснул в одной из комнат дворца среди экзотической роскоши. Тут и посетило его необыкновенное видение.

Внезапно он услыхал голос, назвавший его по имени. Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоит тот, о ком рассказывал Масинисса — сам Великий Сципион — именно такой, каким он всегда представлял его себе. Эмилиан содрогнулся, но дух полководца ободрил его и поднял на воздух. Они поднимались все выше и очутились наконец среди звезд в круге, полном ослепительного света. То был Млечный Путь. Отсюда им видна была как на ладони вся Вселенная. Она представляла собой величественный храм, посреди которого висел земной шар. «Все казалось мне прекрасным и изумительным. Звезды были такими, какими мы их отсюда никогда не видим, и такой величины, какой мы не могли и подозревать. Звездные шары намного превосходили величиной Землю. Сама же Земля показалась мне такой крошечной, что мне стало обидно за нашу державу, которая занимает на ней, как бы точку». Звезды окружали их отовсюду. Это были живые, прекрасные и разумные существа. Кругом гремели аккорды какой-то божественной музыки.

— Что это за звуки, такие дивные и такие сладостные? — спросил Эмилиан.

— Музыка сфер, — услышал он в ответ.

Это гармония, образовывающаяся от вращения всего мира. И нет звуков прекраснее. Слышать ее грубым земным ухом нельзя. Но «ученые люди, подражая ей в мелодиях струн и пении, открыли себе путь вернуться сюда, как и те, кто наделен был талантом и в земной жизни занимался науками, внушенными богами». Растерянный и оглушенный всем увиденным и услышанным, Эмилиан нашел наконец силы спросить у своего таинственного вожатого, живы ли все те, кого называют умершими, и жив ли сам Сципион.