Цицерон. Между Сциллой и Харибдой

Путешествие по морю сопровождала сносная погода, а на подходе к Диррахию неожиданно задул сильный встречный ветер, не позволявший кораблю двигаться вперёд. Пришлось возвращаться в Брундизий, и только со второго захода Цицерон ступил на греческую землю.

В тот же миг случилось землетрясение – частое явление в этих местах. Позже Марк в подробностях записал свои ощущения в письме Аттику: «…Люди падали, теряя равновесие, кричали от ужаса свершившейся кары богов. На море поднялись волны, раскидавшие все корабли в гавани; многие бросило на скалы…»

Местный прорицатель, к которому обратился встревоженный Цицерон, неожиданно успокоил: «боги дали знак, что земля греков не рада римлянину, отказывается принимать. Пребывание в Греции не будет продолжительным». В какой-то мере толкование сгладило Цицерону печаль разлуки с семьёй и друзьями.

Увидев в гавани знакомого римлянина, который садился на корабль в Брундизий, а далее следовал в Рим, Марк уговорил взять письмо для Теренции, написанное на пути в Грецию. Помимо подробного описания событий просил прощения за то, что «сделал их несчастными»: «…Тебя измучили, ты в слезах, в трауре – и во всем виноват я! Я спас других, а вас погубил!.. Ты стоишь у меня перед глазами день и ночь. Я вижу, ты взвалила на свои плечи все труды. Боюсь, ты не выдержишь… О, будьте только здоровы, мои ненаглядные, будьте здоровы!»

* * *

В Диррахии римский изгнанник не оставался в одиночестве. В Греции о нём слышали как об искусном ораторе, защитнике простонародья; посланцы из ближних и дальних городов навещали каждый день, и каждый желал пообщаться с ним, спросить совета для ведения судебных дел. В Диррахии Цицерон часто проводил время на морском берегу, подолгу вглядываясь в размытую маревом даль в надежде увидеть очертания вожделенного берега Италии. Грустил и сильно переживал, когда получал неутешительные вести из дома.

Чуда не происходило! В Риме словно забыли о Цицероне. Прошла зима, затем весна, наступило второе лето на чужбине. На грани нервного срыва Марк отправил Аттику послание, будто перед самоубийством: «…Я вижу, что погиб безвозвратно. Умоляю тебя, не оставь моих близких среди этих бед…» На что друг справедливо посоветовал срочно менять образ жизни, обстановку и предложил отвлечься в путешествии. Куда направляться, долго думать не пришлось, вспомнил молодость, замечательное времяпрепровождение в Афинах. По пути из Диррахия вдруг представил, что в Афинах проживает немало сообщников Катилины: Марк не обладает правами римского гражданства, и они тем воспользуются – убьют, и сойдёт с рук…

Он передумал и направился в Фессалоники, живописную область Греции, где его с дружескими объятиями встретил римский друг квестор Планций и без лишних расспросов поселил у себя. Понимая, что гость в скитаниях растратился, вручил достаточную сумму денег, не спрашивая, куда потратит и когда вернёт. Столь открытое сочувствие к изгнаннику изумило Марка, ведь квестор мог сильно пострадать! Но для Планция, казалось, официальные запреты не существовали, он продолжал заботиться о госте.

* * *

Из Рима пришли досадные вести. Квинт Цицерон вернулся домой из римской административной провинции Азия, где пребывал в должности наместника. Лишь бы навредить опальному Марку Цицерону, люди Клодия обвинили Квинта «в вымогательстве при исполнении». Марк немедленно оставил хандру и забросал брата письмами с наставлениями, какой линии поведения в защите придерживаться, если по доносу состоится судебный процесс. Отвлекшись на любимое дело, Цицерон почувствовал улучшение в настроении, к тому же Планций чуть ли не ежедневно обнадёживал:

– Поверь, Марк, закончится срок полномочий трибуна Клодия – закончатся и твои мучения. Народ прикажет Сенату вернуть тебя. Готовься, в Рим поедем вместе. У меня тоже есть там дела, я и Клодию намерен задать вопросы.

Поздней осенью по письмам Аттика и друзей Цицерону показалось, что в Риме того и гляди произойдёт нечто такое, что затронет и его судьбу. Он стал готовиться к отъезду, вновь зажил между надеждой и отчаянием…

На форуме нет спокойствия

Прошло достаточно времени, чтобы римляне разобрались в происходящем по вине трибуна Публия Клодия Фонтея. Даже те, кто недолюбливал Цицерона, изменили к нему отношение из-за страха перед очередным деянием Клодия. Граждане подвергались насилию и угрозам со стороны небезызвестных «товариществ Клодия». Теряя веру в законность и порядок, римляне постепенно утрачивали страх быть убитыми.