Читаем Цивилизационные паттерны и исторические процессы полностью

Однако эта автономия и «аналитическое разделение», в котором она находит выражение, требуют более существенного основания. Если культура несводима к социальной структуре, это обусловлено прежде всего ее мета-социальным измерением: интерпретацией мира (которая может быть также понята как единство артикуляции мира и его раскрытия). Представители классического и современного цивилизационного анализа настаивали на этом аспекте. «Культурные миры» у Вебера, цивилизационные кластеры основных понятий, служащих структурированию мира, у Дюркгейма и «культурные онтологии» у Эйзенштадта являются в этом смысле вариациями на одну и ту же тему. Но специфическая двойственная деятельность по постижению и формированию мира (в терминологии Мерло-Понти) более подробно исследовалась с философских позиций, внешних по отношению к социологической традиции. Цивилизационный анализ, в свою очередь, может опираться на эти источники, которые не могут быть подробно рассмотрены здесь, чтобы отделить свою точку зрения от более широко используемых социологических моделей. Если мы принимаем феноменологическое понимание мира как окончательного, открытого и таинственного горизонта смысла, то понятие культурной проблематики окажется более адекватным, чем понятие культурной программы. Последнее часто используется в работах Эйзенштадта; первое предполагает менее определяющие рамки, совместимые с различными степенями разработки и более открытые для расходящихся интерпретаций. Эти связи точно соответствуют тем аспектам, которые оказались важны для анализа культурных паттернов в цивилизационном масштабе. Что касается основополагающих констелляций смысла, которые в конечном счете разделяют культурные проблематики, они, как отмечалось в другом месте49, могут быть наилучшим образом поняты в терминах воображаемых значений. Касториадис ввел это понятие как антидот по отношению ко всем видам структурного и функционального редукционизма, марксистского и немарксистского. Хотя оно не было представлено в качестве такового в своей первоначальной формулировке, оно обозначает особенно радикальную версию культурного поворота и оказалось в высшей степени адаптивным в отношении цивилизационного уровня анализа.

Можно указать на еще одно следствие герменевтического отношения между культурой и миром. Множественность взглядов на мир представлена в разнообразных социокультурных сферах, каждая из которых кристаллизуется вокруг смысловых кластеров, формирующих своеобразные паттерны. Такой взгляд предполагает модель дифференциации, в значительной мере отличающуюся от более широко распространенной концепции подсистем; данная модель не была разработана социальными теоретиками, но наиболее интересные предварительные наброски можно найти в размышлениях Макса Вебера о «миропорядках»50. В этом кратком, но масштабном и все еще недооцененном тексте Вебер анализирует основные сферы социальной жизни как смысловые рамки, проявляющие тенденцию к превращению в самодостаточные миры, но также сосуществующие, конкурирующие и иногда сталкивающиеся с более широким полем. Эта аргументация относится к таким ключевым институциональным комплексам, как экономическая и политическая сферы, к религии, которая более всего приближается к исполнению роли метаинститута, а также к интеллектуальной и эстетической сферам, где институциональные аспекты менее структурированы. Веберовское описание миропорядков остается незавершенным, но в рамках более широкого контекста кажется очевидным, что он не имел в виду специфически модерное развитие. Рассматриваемый текст занимает промежуточное положение между подробными описаниями Китая и Индии, и по крайней мере имплицитно он связан с утверждением о том, что индийские традиции продвинулись дальше, чем китайские, в разграничении различных сфер человеческой жизни и выявлении их организующих принципов. Вместо того чтобы переводить веберовский анализ на язык предзаданной теории модерности (как это делает Хабермас в своей влиятельной интерпретации Вебера), представляется оправданным взять его в качестве точки отсчета для более широкого сравнения цивилизационных способов разграничения, истолкования и оценки основных социокультурных сфер.

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

«В мире, перегруженном информацией, ясность – это сила. Почти каждый может внести вклад в дискуссию о будущем человечества, но мало кто четко представляет себе, каким оно должно быть. Порой мы даже не замечаем, что эта полемика ведется, и не понимаем, в чем сущность ее ключевых вопросов. Большинству из нас не до того – ведь у нас есть более насущные дела: мы должны ходить на работу, воспитывать детей, заботиться о пожилых родителях. К сожалению, история никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива?…»Издательство «Синдбад» внесло существенные изменения в содержание перевода, в основном, в тех местах, где упомянуты Россия, Украина и Путин. Хотя это было сделано с разрешения автора, сравнение версий представляется интересным как для прояснения позиции автора, так и для ознакомления с политикой некоторых современных российских издательств.Данная версии файла дополнена комментариями с исходным текстом найденных отличий (возможно, не всех). Также, в двух местах были добавлены варианты перевода от «The Insider». Для удобства поиска, а также большего соответствия теме книги, добавленные комментарии отмечены словом «post-truth».Комментарий автора:«Моя главная задача — сделать так, чтобы содержащиеся в этой книге идеи об угрозе диктатуры, экстремизма и нетерпимости достигли широкой и разнообразной аудитории. Это касается в том числе аудитории, которая живет в недемократических режимах. Некоторые примеры в книге могут оттолкнуть этих читателей или вызвать цензуру. В связи с этим я иногда разрешаю менять некоторые острые примеры, но никогда не меняю ключевые тезисы в книге»

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология / Самосовершенствование / Зарубежная публицистика / Документальное
Управление мировоззрением. Подлинные и мнимые ценности русского народа
Управление мировоззрением. Подлинные и мнимые ценности русского народа

В своей новой книге автор, последовательно анализируя идеологию либерализма, приходит к выводу, что любые попытки построения в России современного, благополучного, процветающего общества на основе неолиберальных ценностей заведомо обречены на провал. Только категорический отказ от чуждой идеологии и возврат к основополагающим традиционным ценностям помогут русским людям вновь обрести потерянную ими в конце XX века веру в себя и выйти победителями из затянувшегося социально-экономического, идеологического, но, прежде всего, духовного кризиса.Книга предназначена для тех, кто не равнодушен к судьбе своего народа, кто хочет больше узнать об истории своего отечества и глубже понять те процессы, которые происходят в стране сегодня.

Виктор Белов

Обществознание, социология