Читаем Цивилизационные паттерны и исторические процессы полностью

Коммунистический период, занимавший центральное место в историческом опыте ХХ века, но неожиданно завершившийся в результате непредвиденного развития событий, в настоящее время повсеместно отвергается как неудавшаяся попытка восстания против модерности163. Для победителей в холодной войне и формирующихся посткоммунистических элит наиболее удобный способ закрыть главу о коммунизме состоит в том, чтобы настаивать на его домодернистской, антимодернистской или псевдомодернистской сущности. Проблемы, которые данный идеологический подход исключает из рассмотрения, становятся более заметными, если мы допускаем, что исчезнувший тип общества (при всех его гибельных недостатках и иррациональности) являлся особым, пусть в конечном итоге и саморазрушительным вариантом модерности, а не устойчивым отклонением от столбовой дороги модернизации. Если помещать коммунизм в спектр множественности форм модерности, то кризис и крушение советской империи могут пролить свет на вопрос об общих кризисных тенденциях, ей присущих. В более практическом смысле проблемы посткоммунистического транзита предстают в новом свете, когда они рассматриваются как наследие распадающейся модели модернизации. Обещание «шоковой терапии» могло приниматься всерьез лишь теми, кто ошибочно считал коммунизм тотальным отрицанием модерности, сменившимся полным распадом. Короче говоря, отказ от понимания коммунистического опыта как ответвления глобального процесса модернизации может стать препятствием для дальнейшего исследования новых горизонтов, открывшихся в результате его непредвиденного финала.

Но теоретические подходы к коммунизму как феномену модерности зависят от основных предположений о путях и средствах ее концептуализации как таковой, и соперничающие подходы к ее интерпретации неизбежно должны получить отражение в столь же разнообразных описаниях интересующего нас случая. Поэтому, прежде чем перейти к обсуждению исторической динамики коммунистических режимов, мы обратимся к более общим теоретическим основаниям. Моя аргументация является герменевтической в том смысле, что она ориентирована на определенную традицию и, опираясь на некоторые ее основания, в то же время обращена на решение проблем ее внутренних разногласий и возникающих в связи с этим дискуссий. Из анализа полемики по данному предмету можно сделать три основных вывода, которые и укажут направление для исследования более частных вопросов. Интерпретативная деятельность в этой традиции, сложившейся в результате попыток теоретически осмыслить модерность и модернизацию, прочно укоренена в определенном историческом контексте, что существенно для наших дальнейших размышлений. Однако общность тематического ядра не гарантирует теоретического консенсуса: историческое поле модерности открыто для рассмотрения с различных позиций, особенности которых находят выражение в устойчивых парадигмах социальной теории. Тем не менее можно утверждать (это особенно важно для идеи множественности модерности), что общая проблематика смещается к более сложным образам модерности и что эта тенденция вывела на передний план ее культурные аспекты.

<p><strong>Интерпретации модерности</strong></p>
Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальная история

Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века
Поэзия и полиция. Сеть коммуникаций в Париже XVIII века

Книга профессора Гарвардского университета Роберта Дарнтона «Поэзия и полиция» сочетает в себе приемы детективного расследования, исторического изыскания и теоретической рефлексии. Ее сюжет связан с вторичным распутыванием обстоятельств одного дела, однажды уже раскрытого парижской полицией. Речь идет о распространении весной 1749 года крамольных стихов, направленных против королевского двора и лично Людовика XV. Пытаясь выйти на автора, полиция отправила в Бастилию четырнадцать представителей образованного сословия – студентов, молодых священников и адвокатов. Реконструируя культурный контекст, стоящий за этими стихами, Роберт Дарнтон описывает злободневную, низовую и придворную, поэзию в качестве важного политического медиа, во многом определявшего то, что впоследствии станет называться «общественным мнением». Пытаясь – вслед за французскими сыщиками XVIII века – распутать цепочку распространения такого рода стихов, американский историк вскрывает роль устных коммуникаций и социальных сетей в эпоху, когда Старый режим уже изживал себя, а Интернет еще не был изобретен.

Роберт Дарнтон

Документальная литература
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века
Под сводами Дворца правосудия. Семь юридических коллизий во Франции XVI века

Французские адвокаты, судьи и университетские магистры оказались участниками семи рассматриваемых в книге конфликтов. Помимо восстановления их исторических и биографических обстоятельств на основе архивных источников, эти конфликты рассмотрены и как юридические коллизии, то есть как противоречия между компетенциями различных органов власти или между разными правовыми актами, регулирующими смежные отношения, и как казусы — запутанные случаи, требующие применения микроисторических методов исследования. Избранный ракурс позволяет взглянуть изнутри на важные исторические процессы: формирование абсолютистской идеологии, стремление унифицировать французское право, функционирование королевского правосудия и проведение судебно-административных реформ, распространение реформационных идей и вызванные этим религиозные войны, укрепление института продажи королевских должностей. Большое внимание уделено проблемам истории повседневности и истории семьи. Но главными остаются базовые вопросы обновленной социальной истории: социальные иерархии и социальная мобильность, степени свободы индивида и группы в определении своей судьбы, представления о том, как было устроено французское общество XVI века.

Павел Юрьевич Уваров

Юриспруденция / Образование и наука

Похожие книги

21 урок для XXI века
21 урок для XXI века

«В мире, перегруженном информацией, ясность – это сила. Почти каждый может внести вклад в дискуссию о будущем человечества, но мало кто четко представляет себе, каким оно должно быть. Порой мы даже не замечаем, что эта полемика ведется, и не понимаем, в чем сущность ее ключевых вопросов. Большинству из нас не до того – ведь у нас есть более насущные дела: мы должны ходить на работу, воспитывать детей, заботиться о пожилых родителях. К сожалению, история никому не делает скидок. Даже если будущее человечества будет решено без вашего участия, потому что вы были заняты тем, чтобы прокормить и одеть своих детей, то последствий вам (и вашим детям) все равно не избежать. Да, это несправедливо. А кто сказал, что история справедлива?…»Издательство «Синдбад» внесло существенные изменения в содержание перевода, в основном, в тех местах, где упомянуты Россия, Украина и Путин. Хотя это было сделано с разрешения автора, сравнение версий представляется интересным как для прояснения позиции автора, так и для ознакомления с политикой некоторых современных российских издательств.Данная версии файла дополнена комментариями с исходным текстом найденных отличий (возможно, не всех). Также, в двух местах были добавлены варианты перевода от «The Insider». Для удобства поиска, а также большего соответствия теме книги, добавленные комментарии отмечены словом «post-truth».Комментарий автора:«Моя главная задача — сделать так, чтобы содержащиеся в этой книге идеи об угрозе диктатуры, экстремизма и нетерпимости достигли широкой и разнообразной аудитории. Это касается в том числе аудитории, которая живет в недемократических режимах. Некоторые примеры в книге могут оттолкнуть этих читателей или вызвать цензуру. В связи с этим я иногда разрешаю менять некоторые острые примеры, но никогда не меняю ключевые тезисы в книге»

Юваль Ной Харари

Обществознание, социология / Самосовершенствование / Зарубежная публицистика / Документальное