— У него просроченный сирийский паспорт, — сказала она. — Это может вызвать сложности в Хитроу?
Отец рассмеялся. Вся эта ситуация, казалось, забавляла его.
— Да уж, может.
— Ему нельзя покидать Венгрию, — объяснила она.
— Нельзя?
— Там ему предоставили убежище.
— Я думал, злобные венгры не занимаются такими вещами.
— Раньше занимались. Он приехал в начале 2015-го.
— А. Ну что ж, — сказал отец, — может, я сам прилечу к нему. Если только доживу…
— Может, перестанешь говорить это? — сказала она.
Ее тон удивил его.
— Пожалуйста, — сказала она, — просто перестань говорить это. Я знаю, тебе трудно относиться серьезно к чему бы то ни было.
Она еще никогда не говорила с ним так. Она не представляла, как он такое воспримет. Она глядела на него в ожидании и ощутила неожиданную эйфорию.
— Извини, — сказал он. — Мне страшно.
— Я знаю, я понимаю…
— Поэтому я и говорю такие вещи.
— Я знаю, — сказала она. — Но какие-то вещи
Хотя ей не хотелось больше кофе, она долила остаток из кофейника себе в кружку. Этот французский кофейник был у отца столько, сколько она себя помнила, всю ее жизнь. Казалось, никто из них не знал, что еще сказать. Она посмотрела на свои часы.
— Нам скоро пора, — сказала она.
До приема в больнице оставался час.
Они надели туфли и куртки и уже были готовы выйти, когда он остановился у двери и сказал:
— Я рад, что ты здесь.
— Да ладно, — сказала она.
Они спустились по лестнице. Было еще довольно рано, самое начало девятого. Они шли к автобусной остановке на Вестбурн-гроув. По небу плыли облака, солнце проглядывало и исчезало, а когда они дошли до угла, ветер сорвал цветы со всех деревьев на улице.