Туз в трудном положении

Левин замолчала, и Грег понял, что она ждет его вопроса. Того самого вопроса.

– А ребенок? – спросил Грег.

Врач поджала губы.

– Мы ничего не смогли поделать. Это был мальчик. Там был пролапс пуповины, а плацента отделилась от стенки матки. Ребенок несколько минут не получал кислорода. Это и другие травмы… – Она снова поморщилась, глубоко вздохнула, и в ее темных глазах отразилось сочувствие. – Наверное, это к лучшему. Примите мои соболезнования.

Билли заколотил кулаком в дверь, пробив в дереве ощетинившуюся щепками дыру и сильно расцарапав руку чуть ли не до локтя. Он начал сыпать ругательствами – тихо и непрерывно. Кукольник решил было присосаться к его раскаянию, но Грег снова загнал свою способность в клетку. Впервые за много недель его сила проявила послушание. Грег на секунду отвернулся к стене.

Теперь, когда Кукольник напитался, вторая часть его личности могла свободно горевать.

Он судорожно сглотнул, обуздывая свои чувства. Когда он повернулся обратно, врач дрогнула при виде блеска искренних слез.

– Я бы хотел пройти к Эллен, – сказал он.

Его голос был чудесно блеклым, несравненно измученным – и все это почти не было наигранным.

Доктор Левин грустно и понимающе улыбнулась.

– Конечно, сенатор. Идемте…

10.00

Услышав про Эллен, Джек сразу же подумал: «Да. Тайный туз».

– Где сенатор сейчас?

– В больнице.

– А где Рэй?

– С ним.

Можно было надеяться на то, что Рэй справится с уродцем. У Джека были дела поважнее.

Изрезанные записки Сары лежали в нагрудном кармане Джека холодным грузом. Он осмотрелся: сотрудники бестолково метались по штабу, молчаливые и растерянные, словно немногие выжившие после страшной катастрофы. По сути, так оно и было.

Джек решил, что секретный туз первым взялся за Хартманна, потому что за Хартманна голосовало больше всего депутатов. Только этим можно было бы объяснить все странные события, начиная с того, как телевещание прервало рекламой речь Картера, выдвигавшего кандидатуру Грега, кончая буйством перед обсуждением платформы и выкидышем Эллен.

И мысль об этом запоздало привела Джека в ярость. Тайный туз сделал своей мишенью не только кандидата, но и тех, кто был к этому кандидату близок.

Сара Моргенштерн, которой стала известна личность этого туза, исчезла. Джек и сотрудники Секретной службы всю ночь пытались ее разыскать.

Девона в штаб-квартире не было, Эми тоже. Джек взялся за телефон, заказал по своей кредитке доставку в палату к Эллен тысячи и одной розы, а потом зашел в соседний номер, в пресс-центр. Там он разыскал свободный видеоплеер, подобрал несколько видеозаписей других кандидатов и рассказы о ходе их кампаний и ушел с ними к себе в номер.

Возможно, кандидатура Хартманна стала непроходной. Джек этого не знал и никак не мог повлиять на события.

Точно он знал одно: он свяжется с Родригесом, передаст ему руководство делегацией и прикажет неизменно голосовать за Хартманна. У Джека появились другие дела. Он открывает охоту на тайного туза.

Хотя любой отель – это крепость, хорошо защищенная от внешнего мира, внешний мир все равно незаметно проникает туда. Пытается проползти с толпами делегатов и жаб из прессы.

Маки определил, что настало утро: по свету, который все-таки пробился внутрь здания, по привкусу кондиционированного воздуха, выдаваемого системой вентиляции. А может, дело было в инстинктивном страхе перед утром, свойственном ему как гамбургской портовой крысе, которая чуяла его наступление.

Он засунул руки глубоко в карманы. Голова его была набита воспоминаниями. Порой в детстве, когда он снова влипал в какую-нибудь историю, алкогольный туман немного рассеивался, позволяя его матери устремить на него суровый мутный взгляд и, вместо того чтобы орать и бить его чем попало, просто сказать: «Детлев, ты так меня разочаровал!» Такое он ненавидел больше всего. Ор он мог игнорировать, удары – выдержать, втянув голову в плечи и повернувшись спиной. А вот разочарование пронзало его насквозь: защиты от него не существовало.

Во все периоды своей жизни он кого-то разочаровывал. Не считая тех моментов, когда его руки становились сталью, становились ножами. Тогда лилась кровь: никаких разочарований, о нет! Только внутренний смех: да.

В последние два дня все пошло не так. Два шанса – и две неудачи. Единственным результатом стал случайный ниггер в костюме, который стоил дороже, чем весь Маки. Он подумал было, что тот громадный светящийся золотой хер станет трупом, сверзившись с балкона этой ночью, но утром в новостях сообщили, что он развалил рояль и остался цел.

Хотя бы рояль радовал: сукин сын ни разу не сыграл его песню.

Впереди два темных массивных типа в костюмах надвинулись на мужика с пакетом химчистки на плече. Они притиснули его к стене, вырвав из потока людей. Они нависали над ним, как это делают копы, когда берут тебя за ж…у. До Маки донесся обрывок разговора:

– Нет, правда, секунду назад пропуск был на мне. В этой давке кто-то, наверное, на меня налетел и сбил его.