Яна быстро вылила заварной чай, прополоснула чашку, положила внутрь пакетик и поставила передо мной. Яна всегда была очень чуткой, все понимала без слов. А может… Ее тоже мучали кошмары, и она понимала, что подобные ритуалы защищают от внутренних монстров? Я встал налить кипятка. Папа злобно сверлил меня взглядом.
– Доволен? Вся семья перед ним пляшет, бегает на задних лапках. Ты же этого добивался, да?
Последнее слово он прошипел с такой злобой, что у меня задрожали губы. Невольно я разжал пальцы. Чашка выпала и разбилась о пол.
– Упс! ― ядовито сказал я, смотря отцу в глаза. ― Как жалко!
С этими словами я развернулся и ушел в свою комнату. В спину донеслось:
– Ты что себе позволяешь? А ну вернись, гаденыш, я тебя не отпускал!
В кухне заплакала Яна. Следом послышался успокаивающий голос мамы. Она тщетно пыталась склеить то, что уже не подлежало восстановлению.
4
В этот же день в школе мой класс познакомился с новой географичкой. Тихонова Олеся Юрьевна оказалась женщиной лет тридцати пяти, с модным каре, ― красивой, но какой-то… вульгарной, напоминала немного дешевую пластмассовую куклу. Впрочем, большинству учителей в школе вообще было за пятьдесят, и сначала мы обрадовались молодой учительнице. Но скоро от радости ничего не осталось.
Уже на первых минутах первого урока Олеся Юрьевна объявила о контрольной на знание столиц. Бойкая Ирочка тут же подняла руку:
– Олеся Юрьевна! Но мы их еще не проходили.
Географичка так глянула на бедную Ирочку, что та сразу стушевалась.
– Встать, ― ледяным тоном приказала Олеся Юрьевна.
Ирочка смущенно встала.
– Фамилия?
– Кузнецова.
– Я смотрю, ты лучше учителя знаешь, что давать, а что не давать на самостоятельных? ― Географичка прищурилась.
– Нет, я просто сказала, что мы этого не проходили, ― пролепетала Кузнецова.
– Я разрешала тебе говорить?
– Нет.
– Но смотрю, что ты очень любишь поговорить. Сейчас мы утолим твой словесный голод. К доске.
Спотыкаясь, Ира вышла к доске, где Олеся Юрьевна долго и со смаком мучила ее вопросами на знание столиц, а потом усадила с двойкой и позором. Ирочка принесла себя в жертву: у остальных появилось время бегло подучить столицы или сделать шпаргалки. Поэтому на следующем уроке, когда Олеся Юрьевна раздала работы с оценками, среди двоек попадались тройки и даже четверки.
Вот так с самого начала учебного года Тихонова стала для всех ожившим, насквозь гнилым ночным кошмаром.
Олеся Юрьевна словно прибыла экспрессом из ада. Она просто обожала измываться над учениками и запугивать их. Причем свирепствовала она не только на уроках. Иногда она приглядывала жертву в коридоре и, накидываясь на нее, распинала: за одежду, прическу, косой взгляд, беготню. Вполне в ее духе было обозвать ученика бомжом, оскорбить его родителей, которые допускают такой внешний вид ребенка.
Почти весь урок она над кем-нибудь измывалась. В этих зверствах географичка будто черпала жизненные силы: на губах сразу появлялись улыбка, щеки розовели. Обычно лицо казалось бледным, а сама учительница ― будто неживой, от нее так и веяло холодом. Мы прозвали ее ледяной пещерой. Излюбленной шуточкой было:
– Как думаете, сколько градусов у географички между ног?
– Минус 273!
– Ха, абсолютный нуль!
– Да не, не дотягивает, всего-то минус двести двадцать!
– Кто у нас будет тестировщиком? Нам срочно нужно провести испытания!
От Олеси Юрьевны выли все, но особенно ее боялись младшеклассники. Я был рад, что хоть Янке досталась другая, адекватная, учительница. А вот некоторым не повезло.
Как-то, идя в школу, я увидел сцену: Буряков силой тащил в школу упирающуюся младшую сестренку.
– Не хочу! Нет, не пойду! Вадик, пожалуйста! Я умру на этой географии! Ты что, хочешь, чтобы я умерла?
– Хватит уже истерить, Ален. Ничего ты не умрешь, пойдем, опаздываем.
Сестренка, вырвавшись, опустилась на асфальт и отчаянно заревела. Буряков в замешательстве сел на корточки, неловко погладил ее по голове.
– Ну успокойся, ну чего ты? Она же не укусит.
– Ты не понимаешь, Вадик. Она как дементор… Она все хорошее высасывает.
Чем кончилась сцена, я так и не узнал ― обогнал брата и сестру и оставил их позади.
Последнее время мои нервы были на пределе из-за постоянных скандалов с родителями, кошмаров, где меня каждый раз преследовала, догоняла и истязала баракская шпана, из-за того, что Яну родители любят, а меня ― только терпят. Из-за папиного вечного раздражения и бутылок алкоголя, на которые я натыкался дома. Из-за того, что мама забросила вязанье и все чаще спала. Из-за долбанной географички и Бурякова.
Вот из-за его насмешек и нападок терпение и лопнуло.
Однажды нас задержали на уроке геометрии. Я вытирал с доски, а у двери снаружи уже топтались девятиклассники. Учительница вышла в коридор ответить на звонок. Девятиклассники вошли, не дожидаясь, пока наш класс соберется и выйдет.
– Эй, Шутов! Как ответил домашку? ― крикнул Буряков. ― Расслышал вопрос? Или вместо разложения многочлена на множители ты расписал все признаки строения членистоногих? Если что, у тебя была алгебра, пацан.
– Плохо слышу, что? ― Я подыграл.