Ты убит, Стас Шутов

– Это бывает, если каждую неделю увозить из магазина по тележке «Маккалана», ― съязвил я, но мама только поморщилась.

– Ой, не утрируй. Была пара бутылок, и те по акции. Ты знаешь, сколько обычно стоит «Маккалан»? Ни черта ты не знаешь, ни о ценах, ни о чем. Никогда не спросишь: как ты вообще, мам? Может, с чем надо помочь? Нет, от тебя только и слышно: дай, дай, дай! Ты саранча, Стас. Все только истребляешь. Нужны деньги? Иди проси у своего отца.

– Я сейчас о Яне говорю, а не о себе, ― напомнил я спокойно. ― Яна давно мечтает о цирке.

– Правда? Что-то я запамятовала.

– Это бывает, если по утрам запивать джин «Маргаритой».

– Ты на что это намекаешь? – опять взвилась мама.

– Ни на что. Просто констатирую факт.

Я даже не повышал голоса, но мама злилась все сильнее.

– Считаешь меня алкоголичкой? Осуждаешь? ― Сузив глаза, она обожгла меня негодующим взглядом. ― Этот номер не пройдет, Стас, не тебе меня стыдить. С этим иди лучше к отцу. Спроси у него, почему он бросил семью и кто в этом виноват.

Мама будто отвесила мне пощечину. Мы оба прекрасно знали: отец ушел из-за меня. А теперь мама еще и пыталась спихнуть на меня ответственность за то, что семья продолжает разваливаться на части.

Я схватил со стола бутылку виски и с яростью бросил в стену. Она разбилась вдребезги, и тут же в дверях раздался вскрик. Я резко обернулся. На пороге стояла Яна и держалась за лицо. Возле ее ног валялись осколки.

– Янка! – ахнул я, и мы с мамой бросились к Яне наперегонки. Мама по дороге сбила стул и запуталась в нем, дав мне фору. Я прибежал к сестре первым.

Янка всхлипывала.

– Убери руки, ― попросил я.

Она послушалась, и у меня сжалось сердце. Все Янино лицо было в мелких порезах. Я швырнул чертову бутылку, даже не глядя, куда, и поранил сестру.

– Ну? Доволен? – едко бросила мама над ухом. ― Ты ломаешь все, к чему прикасаешься.

– Мам, лучше сгинь, – процедил я сквозь зубы. Слышать это было невыносимо, но я всеми силами старался не впускать слова в сердце и думать только о Яне. ― Пока я еще что-нибудь не сломал.

Я отошел к шкафу, где хранилась аптечка, достал хлоргексидин и ватные тампоны и, вернувшись к Яне, занялся ее ранами. Некоторое время мама еще стояла надо мной, а потом вдруг кашлянув в рвотном позыве, зажала рот рукой и понеслась в ванную.

– Да что мы за семья-то такая? – в сердцах выдал я.

Я обрабатывал Янке порезы, периодически вытирал глаза рукавом и, хлюпая носом, громко пел песенку про котенка и паровозик ― чтобы сестра не слышала рвотных звуков, раздающихся из ванной. Затем я отвел Янку в ее комнату. Она немного успокоилась, но, увидев себя в зеркало, снова зарыдала.

– Да не реви ты! ― устало взмолился я.

– Как я в таком виде в школу завтра пойду? ― причитала сестренка.

– Возьмем у мамы тональник, замажем тебя, даже незаметно будет!

– Честно ― незаметно? – Яна перестала рыдать.

– Честное слово Стасика! – Я приложил одну руку к сердцу, а вторую поднял. ― Будешь даже еще красивее, чем сейчас.

– А можно еще и помаду мамину взять?

Я вздохнул.

– Можно. Но только на один день.

– Ура!

Когда Янка, угомонившись, улеглась на кровать с книжкой, я вышел из ее комнаты. Мама к тому времени заснула на полу в ванной. Я перетащил ее в спальню и, уложив в кровать, вернулся в ванную прибрать за ней. Закончив с этим, я понял, что больше ни минуты не высижу в этом дурдоме.

Вскоре я уже несся на квадроцикле в сторону окраины, к полю. И вдруг впереди я увидел Тому. Она шла по тротуару, низко опустив голову, словно считала шаги. А может, просто боялась поднять глаза на мир, который так ее пугал. Моя игрушка. Мой мышонок-антистресс. Вот что мне сейчас нужно больше всего.

Я остановился рядом, снял шлем. Тома замерла и испуганно посмотрела на меня. Она и хотела бы убежать, вот только было некуда. За ней – забор. А я с другой стороны преградил ей путь отступления.

– Куда идешь?

– Тебе какое дело? – Ее голос дрожал.

– Подвезти хочу.

– С чего это вдруг?

– Дождь идет.

– И с чего вдруг такая забота?

Я уже раздражался.

– Садись. Так куда идешь?

Она сопротивлялась, сказала, что ей нужно к Даше. Я слез, подошел, сгреб Тому в охапку и силой усадил на сидение. Протянул шлем. Она трясущимися руками попыталась завязать ремешки, но только запуталась в них. Это меня умилило. Я сам завязал эти чертовы ремешки, почему-то представив в этот момент на месте Томы Янку.

Я сел вперед и снова рванул с места. Тома ойкнула и вцепилась в меня. Я ехал быстро, сильно рисковал. В ушах свистел ветер, но даже сквозь него был слышен испуганный писк за спиной. И вот, я уже несся по полю, истерически смеялся и кричал летящему в лицо ветру. Я и сам превратился в ветер, сильный, неуязвимый и беспечный. Вот бы навсегда остаться ветром и унестись прочь от убогой реальности.

Наконец я остановился посередине поля. Тома возмущенно закричала:

– Куда ты меня привез? Мне нужно к Даше!

Не отвечая, я слез, помог Томе снять шлем, в котором она снова запуталась, достал сигареты, закурил и задумчиво посмотрел вдаль.

– Зачем ты привез меня сюда? ― допытывалась она.

– Просто постой рядом и помолчи, – велел я.