Тысяча незабываемых поцелуев (ЛП)

Я заставил себя идти, каким-то образом ноги вели меня к дому. Но когда я шел, мой разум был нагроможден неуверенностью — испуганный, отказывающийся приходить к какому-либо решению. Я не знал, что делать, куда идти. Слезы беспрерывно текли из моих глаз, боль внутри моего тела облюбовала свой новый дом. Ни одна часть меня не была пощажена.

«Я сделала это, чтобы спасти тебя...»

Ничего не могло спасти меня. Мысль о ней, настолько больной, пока она боролась, чтобы сохранить свет, который излучала так ярко, разрушила меня.

Подойдя к дому, я уставился в окно, которое пленило меня в течение двенадцати лет. Я знал, что она по другую сторону. Дом был погружен в темноту. Но когда я сделал шаг вперед, я сразу же остановился.

Я не мог... Я не мог видеть ее... Не мог...

Развернувшись, я бросился по ступенькам к своему дому и ворвался в дверь. Слезы злости и печали прорывались через меня, борясь за доминирование. Я разрывался на части внутри.

Я прошел гостиную.

— Рун! — позвала меня мама. Я мгновенно услышал понимание в ее голосе.

Я остановился. Когда я повернулся лицом к своей маме, она встала с дивана, и я увидел, что слезы стекают по ее лицу.

Это ударила меня как отбойный молоток.

Она знала.

Мама сделала шаг вперед, вытянув руки. Я уставился на них, но не мог принять их. Я не мог...

Я бросился в свою комнату. Промчался через дверь и затем замер на месте. Я стоял по центру комнаты и оглядывался вокруг, в поисках хоть одной подсказки, что же делать дальше.

Но я не знал. Мои руки взлетели к волосам, и я схватился за них. Рыдание вырвалось из моего рта. Я тонул в чертовых слезах, которые стекали по моим щекам, потому что я не знал, что нахрен делать.

Я сделал шаг вперед, затем остановился. Двинулся к своей кровати, затем остановился. Мое сердце стучало в медленном заикающемся ритме. Я боролся с тем, чтобы не упасть на пол.

А затем я сломался.

Я освободил ожидающий гнев. Я позволил ему насытить меня и вести вперед. Потянувшись к кровати, я наклонился, чтобы схватиться за каркас и с громким ревом я поднял ее со всей силы, переворачивая матрас и крепкий деревянный каркас. Я двинулся к столу и одним движением смел все с него. Схватив свой ноутбук, прежде чем он упал на пол, я развернулся на месте и кинул его в стену. Я слышал, как он разбился, но это не помогло. Ничего не помогало. Боль все еще была на месте. Выворачивающая правда.

Гребаные слезы.

Стиснув кулаки, я запрокинул голову назад и закричал. Я кричал и кричал, пока мой голос не охрип, а горло не заболело. Опустившись на колени, я позволил себе утопать в горе.

Затем я услышал, что моя дверь открылась, и поднял голову. Мама вошла. Я покачал головой, поднимая руку, чтобы остановить ее. Но она продолжала идти.

— Нет, — прохрипел я, пытаясь двигаться. Но она не слушала, вместо этого она опустилась на пол рядом со мной. — Нет! — закричал я громче, но она вытянула руки и обернула их вокруг моей шеи.

— Нет! — Я боролся, но она притянула меня к себе, и я проиграл битву. Я рухнул в ее объятия и заплакал. Я плакал и кричал в объятиях женщины, с которой едва разговаривал последние два года. Но прямо сейчас я нуждался в ней. Мне нужен был кто-то, кто понимал.

Понимал, что будет означать для меня потерять Поппи.

Поэтому я все отпустил. Я схватился за нее так сильно, что думал, оставлю синяки. Но моя мама не шелохнулась, она плакала со мной. Она тихо сидела, прижимая мою голову, пока я терял все силы.

Затем я услышал движение у двери.

Мой папа наблюдал за нами со слезами в глазах и печалью на лице. И это разожгло пламя в моем животе. Во мне что-то щелкнуло, когда я увидел мужчину, который забрал меня и силой увез от Поппи, когда она нуждалась во мне больше всего.

Оттолкнувшись от мамы, я зашипел на него:

— Убирайся.

Мама напряглась, и я оттолкнул ее еще дальше, сердито посмотрев на папу. Он поднял свои руки, шок отразился на его лице.

— Рун... — сказал он спокойным голосом.

Это только подлило масло в огонь.

— Я сказал убирайся! — я встал на ноги.

Папа посмотрел на маму. Когда он перевел взгляд на меня, мои руки были сжаты в кулаки. Я приветствовал ярость, которая бурлила во мне.

— Рун, сынок. Ты в шоке, тебе больно...

— Больно? Больно? Ты и понятия гребаного не имеешь! — ревел я и сделал шаг ближе к нему. Мама подскочила на ноги. Я проигнорировал ее, когда она пыталась встать у меня на пути. Мой папа вытянул руку и задвинул ее за себя в коридор.

Потом слегка закрыл дверь, блокируя ей вход.

— Убирайся к черту, — сказал я последний раз, чувствуя, как ненависть к этому человеку выходит на поверхность.

— Мне жаль, сынок, — прошептал он, и слеза скатилась по его щеке. Он имел наглость стоять передо мной и прослезиться.

У него не было гребаного права!