У рифов Армагеддона

Но, как только что заметил Моревладелец, такое уже происходило в других местах. Здесь так же мог иметь значение тот факт, что многие из лучших следователей Волны Грома были рождены простолюдинами. Возможно, что кто-нибудь, кто сам был рождён благородным, мог благосклоннее относиться к подозрениям в отношении аристократа. Более того, он с большей вероятностью рискнул бы высказать какие-либо подозрения в отношении такого потенциально мощного противника. Даже в Черис, простолюдин вряд ли смог процветать, заполучи он врага среди высшей аристократии, и то же самое было справедливо по отношению к его семье.

Это было потенциальное слепое пятно, которому Волна Грома собирался уделить больше внимания в будущем, потому что, хоть он и предостерёг Моревладельца, чтобы тот не торопился с выводами, сам барон чувствовал нарастающую уверенность в том, что герцог виновен. Мерлин Атравес предоставил слишком много дополнительных сведений, которые могли быть подвергнуты проверке. И до сих пор, каждая вещь, которую он им рассказал — и которую агенты Волны Грома смогли проверить — оказалась достоверной.

Конечно, всегда существовала некоторая вероятность, что подозрения Серой Гавани, о том, что всё это часть какого-то сложного замысловатого заговора по нанесению ущерба вере Короны в герцога, были правильным. Те самые факторы, которые ставили Тириена «выше подозрений», делали его жизненно важным для королевства и его безопасности. Если на самом деле он был таким же верным, как все его всегда считали, то его дискредитация — возможно, даже побуждение его к восстанию, как единственной защите от ложных обвинений — была бы огромным успехом для любого из многочисленных врагов Черис.

Но Волна Грома ни на секунду не поверил в это. И если бы Серая Гавань был хоть немного менее тесно связан с Тириеном, то, как подозревал барон, первый советник тоже не поверил бы этому.

К сожалению, граф был тесно связан с герцогом. Кроме того, оставался небольшой вопрос о том, что Тириен также был кузеном короля Хааральда, а король и кронпринц оба были глубоко к нему привязаны.

— Мы должны действовать очень осторожно, Рижард, — сказал наконец барон. Моревладелец не ответил, но на его лице было такое решительное одобрение, что губы Волны Грома дёрнулись. Было понятно, что это было одно из самых ненужных предупреждений, которое он когда-либо выдавал.

— У тебя есть мысли о том, как лучше подойти к проблеме? — продолжил он.

— Это зависит от ответа на довольно деликатный вопрос, милорд.

— Я уверен, что да, — сухо сказал Волна Грома. — И нет, я не думаю, что мы хотим рассказать об этом Королю, пока не будем уверены, что у нас действительно есть, что ему рассказать. Ему будет ужасно больно, если в этом есть хоть капля правды. И он будет ужасно зол, если всё это окажется ложной тревогой. Но если мы расскажем ему об этом прежде, чем будем в чём-то уверены, то это, скорее всего… отрицательно скажется на секретности нашего расследования. Его Величество — один из самых благоразумных людей, из тех, кого я знаю, но я совсем не уверен, насколько хорошо он сможет притворяться, если подумает, что герцог был предателем.

«И», — решил он не добавлять вслух, — «до тех пор, пока мы храним только между нами что-то, что я санкционировал без ведома или одобрения Его Величества, у него будет кто-то, кого можно будет бросить кракенам, если окажется, что в конце концов герцог невиновен».

Волна Грома не находил обдумывание этой возможности особенно вдохновляющим, но это было его работой. И если герцог на самом деле был невиновен, его значимость для королевства успокоила бы его возможную ярость от того, что под подозрение ошибочно попали люди, имеющие большое значение для короля Хааральда.

— Это ограничивает возможности, милорд, — почтительно заметил Моревладелец. Он не жаловался — очевидно, он следовал той же цепочке логики — просто рассматривал практические последствия. — Собственные гвардейцы герцога очень, очень хороши, и они хорошо знакомы с тем, как мы ведём такие дела. Они должны это знать — они помогали нам делать это, достаточно часто! Поэтому, если мы попробуем внедрить одного из наших людей в его домашнее окружение, мы скорее предупредим его о том, что у нас есть подозрения, чем добьёмся успеха.

— И мы не можем получить его личную переписку, — согласился Волна Грома.

Другим вопросом была публичная переписка герцога, связанная с постами, которые он занимал по королевскому назначению, например с таким, как должность Констебля Хейреты. К ней, как был уверен барон, он мог бы получить доступ без особых проблем. И он был совершенно уверен, что сделай он так — это не принесло бы абсолютно никакой пользы. Конечно, он всё равно это сделает, просто на всякий случай, но он был бы удивлён, если бы из этого что-то вышло.