У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия. Проблема единения народов России в экстремальные периоды истории как цивилизационный феномен

– Скорее сообщи командующему фронтом или командующему армией, что противник прорвал на нашем участке, а мы держим здесь этот участок. А он прёт, а он прёт. У нас рота разведки, 800 человек и рота автоматчиков 120 человек, плюс наша батарейка одна. И мы задержали наступление двух полков около 400 000 человек, но противник начал просачиваться. Нам все время сообщали, что сейчас придет поддержка, держитесь, чтобы противник не прорвался в город.

Что же делать?

Я оставляю комиссара, оставляю начальника штаба. Говорю: держитесь здесь, не пропускайте, пока не подойдут части. Сам я возвращаюсь к своим частям.

Между прочим, предусмотрительно я сделал так: основной командный пункт был у меня на левом фланге, А дополнительный КП – на правом фланге. Послал туда Ильченко и развернул оттуда связь с частями. Так что связь с частями была из двух мест. Они понесли большие потери, особенно потери от авиации, но противника держали сутки, не пустили в город, дали возможность нашим эшелонам привести себя в порядок, зацепиться. Немцы потом заняли вокзал, но уже значительно позже, время было нами выиграно. Мы стали постепенно передвигаться с Аэродрома. Начали защищать завод «Красный Октябрь» – и в поселок, рабочий поселок. Тут мы стояли недели две с боями, все с боями. Нанесли мы тут невероятный урон противнику, но и нам досталось основательно тоже.

Когда мы Аэродром защищали, нам пришло известие, что Н. С. Хрущев, как член военного совета фронта, как член политбюро просил передать: «Передаю вашей бригаде искреннее спасибо». Мы моментально все это довели до бойцов.

Потом защищали «Красный Октябрь». Здесь выдерживали самые тяжелые бои. Здесь, у «Красного Октября» сидели недели две, дрались.

Потом вдруг нас перебрасывают на защиту завода «Баррикады», западного поселка Баррикады. Здесь было туго, пополнения не получили. Авиация также свирепствовала. Мне пришлось оборонять два километра фронта, причем боевого состава было человек 200, не больше, не считая артиллеристов, не считая автоматчиков.

Не меньше 75 танков, не меньше трех тысяч пехоты противника на участке бригады, который защищает две сотни человек. Положение, конечно, очень тяжелое. Помочь мне некому, обстановку я знаю, знаю что положение тяжелое.

Тут я уже подчинялся командиру 23‑го танкового корпуса. Одновременно я был в двух подчинениях: подчинялся и командиру корпуса и командующему фронтом, или даже в тройном подчинении, подчинялся и 62‑й армии.

Звоню во все концы, что такое положение. Говорят: «Держись, держись!». Передаю в свои батальоны, посылаю туда офицеров связи. Иду сам: «Держитесь, во чтобы то ни стало держитесь!» Один докладывает, другой докладывает, что осталось столько-то людей. Смотрю, у меня уже сотни людей нет. А они прут, причем надо сказать, перли трусливо. Я вижу, что прут они трусливо, вижу, что у них слабо поставлена разведка, не знают, что на два километра фронта 200 человек, а теперь осталось 100. Моментально это было передано в части.

У меня закон в бригаде, какая бы сложная обстановка не была, боец должен знать, что делается, чтобы он знал обстановку. Если боец знает обстановку, он не в слепую действует, он сознательно действует. Говорили: «Товарищи, дело тяжелое, отходить нам некуда, умирать будем здесь, но прежде чем умирать надо заставить умереть противника на нашей земле». Потом были веселые командиры и это помогало.

«Ребята, на Советской земле смелее, смелее ребята! Чего нам бояться, пускай они бояться на нашей земле! Останавливай их!»

Сообщают, что сейчас сюда подходят две бригады, пока-то они подойдут. Работников политотдела, начальника политотдела, заместителя его, начальника тыла своего немедленно выслал в тылы. Вытянул из тылов, все, что было у меня. В общем, наскреб в тылах без ущерба для работы тыловых учреждений еще человек 140. Народ шел – родина этого требовала.

Задержали мы здесь это наступление. Людей мало, дошло дело до тылов. Пришли две бригады и сменили нас. Отошли в район завода «Баррикады» и стали во втором эшелоне, метров на 400 в тыл отошли. Начали приводиться в порядок. Противник был окончательно задержан, не пошел дальше. Тут я ходил по своим минометчикам, которые сыграли здесь большую роль. Снарядов у меня всегда хватало и мин хватало.

Теперь о тылах. У меня тылы все были на том берегу. Меня, правда, упрекали несколько раз, почему вы часть тылов не выведите на левый берег, там все-таки начальники фронтов: начальник тыла фронта, начальник тыла армии, начальник тыла 13‑го корпуса?

Я говорю: Нет, никто из бригады не пойдет, тылы пускай будут здесь, они будут выполнять мои задания. Между прочим, это помогло мне. Тылы были здесь, мои тылы кормили другие части, мои тылы снабжали боеприпасами другие части. Тылы мои вышли на левый берег последними. Сначала мы вышли на левый берег, а потом тылы.

Очень тяжело было переправляться на ту сторону. Машины нужно было переправлять, а машин я потерял очень много. Из 80 машин у меня с десяток машин разбилось, правда, их можно было восстановить, но здесь все это не восстанавливалось.