Убежище

Миа стала рассматривать рисунок с точки зрения только что прочитанного. Нет, здесь определенно что-то не так. Она мысленно вернулась к обсуждению с Корбеном возможных мотивов хакима. Внешний вид символа не вызывал никаких зловещих ассоциаций, но ведь это не обязательно. Взять хотя бы свастику. На Востоке она еще с древнейших времен олицетворяла удачу и счастье. Но Гитлер увидел в ней свое и превратил в совершенно противоположную по смыслу эмблему — эмблему зла. Может, то же самое происходит и с уроборос? Корбен уверяет, что хаким — сумасшедший, одержимый своей идеей. А что, если он действительно ищет какой-то древний вирус, яд или чуму? Почему-то на Миа изображения символа навевают тревогу, предчувствие беды. Но большинство из прочитанного вроде бы говорило о том, что люди придавали символу иное, благоприятное толкование. Ведь в значении уроборос как символа бесконечности нет ничего дурного. Возможно, ее первое впечатление от символа было более примитивным и верным, связанным с инстинктивным страхом, которое этот архетип вызывал в большинстве людей независимо от смысла, вложенного в него его создателем. Вероятно, на ее инстинктивное восприятие наложилась стрессовая ситуация, в какой она его увидела — бегство от бандитов, жужжащие вокруг пули. Но тогда возникали следующие вопросы. Следовало ли воспринимать образ «пожирающего хвост» как символ зла? Какой конкретный смысл имел он для хакима? Обладало ли тайное общество из подземных камер какой-то вещью, которую всеми силами желает получить хаким?

Группа существовала в X веке, вспомнила Миа и вернулась к ноутбуку. Она стала просматривать список ученых того времени. Первыми на экране появились имена самых выдающихся ученых — Авиценны, Джабир ибн Хайян. Миа переходила от одного сайта к другому, отбирая интересующие ее факты, то и дело обращаясь за справками к «Британнике».

Сидя перед светящимся дисплеем и просматривая различные материалы, Миа чувствовала себя как рыба в воде, настолько привычным для нее было это занятие. Но чем дальше, тем беспокойнее становилось у нее на душе. Она так и не находила ничего, что могло бы пролить свет на вещь, за которой алчно охотился хаким.

И вовсе не потому, что во времена «Братьев непорочности» в этом регионе наблюдался недостаток великих умов. Она ознакомилась с двумя биографиями Эль-Фараби, признанным вторым после Аристотеля великим ученым за научные и философские идеи, подарившие ему звание Второго Учителя. Прочла про Эль-Рази, ученого, ставшего известного европейцам гораздо позднее под именем Разеса — отца изобретения, которое мы называем гипсом. Эль-Рази уже в X веке использовал его для сращивания костей после переломов. И про Эль-Бируки, много путешествовавшего по Востоку и написавшего солидные труды о сиамских близнецах. Хотя Миа больше заинтересовала личность Ибн Сина, или Авиценны, как его стали называть на Западе. Самый авторитетный физик своего времени, Авиценна уже в возрасте восемнадцати лет стал выдающимся философом и известным поэтом. К двадцати одному году он написал длинный, очень серьезный трактат обо всех науках, известных в то время. Он отличался от своих предшественников глубоким интересом к потенциальным возможностям химических веществ лечить болезни людей, для чего тщательно изучал такие заболевания, как туберкулез и диабет. А его гениальное творение «Канон врачебной науки», состоявшее из четырнадцати томов, оказалось настолько прогрессивным и авторитетным, что ссылки на него можно было найти во всех европейских учебниках по медицине вплоть до XVII века — то есть спустя пять веков после его сочинения.

Все эти ученые достигли огромных успехов во многих областях науки. Они изучали анатомию человеческого тела, определяли различные болезни и предлагали способы их лечения. Но ни одного из них ничто не связывало с уроборос, и в их трудах она не нашла ни единого намека на злой умысел. Они стремились лишь к овладению силами природы в интересах человека.

Если хотите, эти ученые философы мечтали об улучшении человечества, а не о его уничтожении.

Она вернулась к фотографиям подземной камеры с вырезанным на стене символом уроборос и попыталась взглянуть на него свежим взглядом, но не нашла ничего предосудительного и зловещего. Тогда она заглянула в лист, на котором Эвелин набросала план подземных помещений и указала, что было найдено в каждом из них. Среди обнаруженных вещей не оказалось ни костей человеческого скелета, ни следов крови, ни режущих инструментов, ни жертвенных алтарей. Казалось, Эвелин пришла к такому же заключению, потому что под чертежом ее характерным почерком было написано «Убежище» и стоял еще один вопросительный знак.

Убежище от чего? От кого или от чего скрывались те люди?

Аккумулятор в ноутбуке сел, и одновременно Миа охватила невероятная усталость. Положив папку на место, она побрела в спальню и рухнула в постель.