Убийство на дуэли

Пока Мохов пересказывал свои злоключения, я вспомнила и мою встречу накануне охоты с Алексеем Долинским. Как читатель, наверняка, помнит, мне тогда показалось, что племянник Федора Степановича что-то прятал от меня за спиной, и это что-то оказалось тем самым ножом, которым он угрожал Мохову.

Затем в памяти всплыла встреча в саду с Феклушей и мои похождения вокруг псарни. Неудивительно, что я тогда так и не смогла обнаружить ничего подозрительного, Мохов-то ведь находился не на псарне, а в рядом стоящем хлеву, куда мне даже не пришло в голову заглянуть.

– Как же вы выбрались оттуда? – поинтересовалась я у Евгения Александровича.

– О, это долгая история, – вздохнул Мохов. – Слушайте же. Не знаю, сколько дней и ночей я провел в старом хлеву, но чувствовал, что начинаю истощаться от скудного питания и постоянного холода, особенно по ночам. Но однажды, то ли от забывчивости, то ли по какой-то другой причине, о которой мне ничего не известно, Феклуша забыла запереть хлев на засов. И тогда я… Да, я ведь не сказал вам, – вспомнил он. – Вы, верно, думаете, что я не предпринимал никаких попыток выбраться оттуда. Так вот, знайте же. С первого же дня своего заточения, даже, вернее, с первой ночи, после того, когда я не нашел ни одного предмета, с помощью которого можно было бы освободиться от веревок, я, подползая к стене спиной и изворачиваясь всем телом, пытался рыть землю, чтобы сделать подкоп. Сначала у меня это получалось довольно плохо, но потом я приноровился, и день ото дня рыл все быстрее и быстрее, хотя руки у меня покрылись кровавыми мозолями. Когда приходила Феклуша, я накрывал яму соломой, которая служила мне постелью.

С каждым днем подкоп, который я рыл, становился все больше и больше, и вот, именно в тот день, когда кормилица молодой барышни забыла запереть мою темницу, я решил во что бы то ни стало выбраться. Я пополз. Передвигаться мне приходилось спиной, упираясь в землю поочередно то руками, то ногами. Таким образом, никем не замеченным, мне удалось доползти до старой барской кузни. Когда-то, в лучшие времена, она приносила Долинским большие доходы. Но потом, после разорения Федора Степановича, кузня пришла в негодность, содержать ее было не на что, и ее забросили. Там я нашел какой-то обломок железки, перетер через него веревки на руках, развязал ноги и таким образом освободился. Но все эти действия отняли у меня последние силы, которых оставалось не так уж и много. Я даже не помню, как заснул.

Проснулся я, когда наступила ночь. От недолгого отдыха мне стало немного легче, сил прибавилось. Я поднялся и пошел к барским конюшням в надежде взять там лошадь и ускакать как можно дальше от этого страшного дома. Однако сквозь заросли деревьев я увидел на крыльце барской усадьбы две фигуры. Это были Софья Федоровна и Алексей. Они о чем-то спорили, молодая барышня плакала и причитала так громко, что даже до меня доносились ее безутешные всхлипывания.

– Что он делал с нею, – со злостью проговорил Артемий Валерьевич, и я увидела, как в гневе он сжал кулаки.

– Честно говоря, я так и не узнал, о чем велся между ними разговор. Я решил не приближаться к усадьбе, боясь, что Алексей Долинский меня заметит. Путь мой лежал прямо к конюшне. Я благополучно добрался до нее, оседлал лошадь и уже хотел на нее вскочить, как вдруг за спиной раздался страшный окрик моего мучителя. Я оглянулся и увидел стоящего на моем пути Алексея Долинского, в руках он держал хлыст, – Мохов закрыл глаза, вспоминая подробности той ужасной сцены.

Несколько мгновений Евгений Александрович молчал, не в силах передать нам то, что испытал на себе.

– Что он сделал? – не выдержала Шурочка, обращаясь к Мохову.

– Он избил меня кнутом, – откликнулся Евгений Александрович, чем привел нас в ужас. – Да, в это трудно поверить, но он действительно принялся избивать меня, гоняясь за мною по всей конюшне. Я даже не мог противиться такой жестокости, так как за время заточения, как уже пояснял ранее, я сильно ослаб. К тому же сам убийца не давал мне ни минуты передышки, кнут так и взлетал надо мною. Он исполосовал всю мою спину, одежда превратилась в лохмотья, сильная боль пронзала все мое тело. И когда он загнал меня в угол, я понял, что если не спасусь, то погибну там навсегда. Собрав все свои оставшиеся силы, я кинулся на Долинского и толкнул его в сторону. Мучитель мой упал. Воспользовавшись этим замешательством, я помчался к оседланной мною лошади, вскочил на нее и быстрее ветра поскакал куда глаза глядят.

Однако на этом злоключения мои не закончились. Скакал я долго, всю ночь. Я почти загнал лошадь, так как безумно боялся погони Долинского. На рассвете же обнаружилось, что я совсем заблудился. Затем начался дождь, я промок, изголодался, сил моих больше не оставалось. А тут еще и лошадь моя, испугавшись вспышки молнии, вдруг понесла. Честно говоря, я уж распрощался с жизнью. Сам бог послал мне вас, – он устало улыбнулся, окидывая нас троих благодарным взглядом.

На этом заканчивается рассказ, а также и эта глава.

Глава двенадцатая