Убивство и неупокоенные духи

Он находит пострадавший от обстрела склеп. Не грандиозный мавзолей какого-нибудь князя с изваянным гербом и парой каменных статуй. Сооружение сортом пониже, из тех, что строятся над землей, чтобы не опускать тело в воду и чтобы его не затапливало при разливе протекающей рядом реки. Такие штуки иногда называют алтарными гробницами. Возможно, тут похоронен мелкий местный дворянин, богатый нотариус или владелец хорошего виноградника. Склепу не меньше ста лет, и те, кто его сооружал, конечно, не рассчитывали на артиллерийский огонь; хотя прямо в склеп ни один снаряд не попал, одна стена уже обвалилась, открывая пустоту внутри. В нее Брокуэлл и заползает и устраивается поудобнее.

Интересно, чьи кости он потревожил – нотариуса или его жены? Прошу прощения, синьора, я вынужден залезть к вам в постель. Ничего личного, уверяю вас. Обещаю не покушаться на вашу добродетель.

Дыра неплохая, размышляет Брокуэлл. «Если знаешь дыру получше, то и иди туда». Шутка со времен Первой мировой. Брокуэлл не знает, где найти дыру получше. В этой сыровато, но не мокро, она прикрывает от ветра, и к тому же он здесь один, а это просто счастье. Для него в числе главных тягот на войне – то, что ни на минуту нельзя остаться одному, а ему по характеру требуется определенная доза одиночества. Не то чтобы он чересчур мрачен или не любит людей. Он ладит с однополчанами-артиллеристами – их, как выяснилось, набирают из тех, кто в мирное время работал на телефонной станции, гидроэлектростанции или в другой технической должности, требующей высокой квалификации. Это люди прекрасных моральных качеств, с высоким интеллектом; как скоро выясняет Брокуэлл, по природе они устроены ничуть не проще, чем он, молодой университетский преподаватель. Но даже если бы Брокуэлл воевал в одном полку с членами Королевского научного общества, ел с ними и спал с ними бок о бок, он все равно время от времени нуждался бы в том, чтобы побыть одному. O beata solitudo, O sola beatitudo![55] И здесь, в гробнице, он наслаждается этой роскошью. Молчаливые соседи его не беспокоят. Если только не окажется, что с ним делят квартиру змея или скорпион, значит ему и впрямь повезло.

(3)

Я, вдумчиво глядящий на сцену, знаю, где находится мой отец, – вероятно, лучше, чем знает он сам. Это итальянская кампания марта 1944 года. Войска союзников в Италии, под командованием неустрашимого Алекса[56] (как прозвали его солдаты – британцы, американцы, индийцы, канадцы, новозеландцы, южноафриканцы, французы, поляки, итальянцы, бразильцы и греки), наступают на Рим. Сейчас им преградила дорогу линия Густава, закрепленная в Монте-Кассино, которое с большим упорством обороняет фельдмаршал Альберт Кендринг. Город Кассино уже разрушен, как и великое аббатство, что возвышается над ним на горе, но немецкая линия еще держится. Она не продержится вечно, но будет преграждать дорогу на Рим, пока может. Бетонные пулеметные доты, передвижные стальные огневые точки, противотанковые пушки в окопах и время от времени отчаянная рукопашная – все это сильно затрудняет жизнь войскам союзных держав. Скоро линия Густава наконец-то будет прорвана. Но пока стороны ведут регулярные артобстрелы.

Брокуэлл никак не может свыкнуться с тем, что артиллеристы, к которым принадлежит и он, посылают снаряды за милю, две, три и даже пять, целясь в войска противника, которых не видят и чье местонахождение определяют с помощью разных хитроумных приборов, – Брокуэлл даже не притворяется, что понимает принцип их работы. Сражаться с людьми, которых даже не видишь, – неужели такова современная война? Видимо, да. Он это и раньше знал, но осознал только сейчас. Его работа – делать то, что велят, а именно – стоять у большой штуковины, похожей на чертежную доску архитектора, и вычислять, как и куда должна стрелять его группа пушек. Попадают ли они? Он надеется, что да. Если да, он об этом со временем узнает. Если случился недолет и снаряды падают на наших собственных солдат, об этом сообщат немедленно. Он мелкая сошка, выполняет важную работу, как и многие другие, но не проявляет личной инициативы. Делает то, что велено.

Ему это нравится, очень нравится. Знать, что должно быть сделано, и делать это со всей возможной эффективностью, как часть огромной организации – просто счастье. Он понимает, хоть и не одобряя, чем все это время занимался немецкий рейх. Когда повинуешься приказу, когда незачем задавать вопросы или сомневаться, это приносит глубокое удовлетворение. У штурвала стоит Алекс. Он – наш вождь.

Брокуэллу это известно много лучше, чем его однополчанам, так как он до недавнего времени служил в главном штабе – в такой же скромной должности. Он видел великого военачальника всего несколько раз, и притом издали, но все же знает подноготную великой военной кампании, в которой многие служат так же, как он, – в мирное время это назвали бы должностью мелкого клерка.

Но тогда почему же он лежит в гробнице с давно покойным юристом и его женой, под обстрелом?

(4)