Учитель Дымов

Мила разливает чай, ставит на стол вазочку с сушками. Валера рассматривает гостей: все они старше него, да и, пожалуй, чуть постарше Буровского. Одеты в вязаные свитера и ношеные ковбойки, человек, наверное, десять-двенадцать, мужчины и женщины. Заметив Валерин взгляд, Буровский, спохватившись, представляет его гостям: это сын моего любимого институтского научного руководителя, профессора Дымова, я вам о нем рассказывал.

Гости называют свои имена, выясняется, что большая часть работает с Буровским в одном институте или где-то еще занимается химией; протягивая руку, они докладывают Валере о сфере своих научных интересов, решив, видимо, что он ученый, как и его отец. Только Витя молча стискивает Валерину кисть.

– А вы чем занимаетесь? – спрашивает Марик.

– Я – учитель физкультуры, – отвечает Валера, чуть дернув подбородком. Он думает, что это выглядит немного высокомерно, такой жест был бы уместен после слов «я – космонавт» или «я – академик», поэтому добавляет, пожав плечами: – В обычной школе, ничего такого.

– Как интересно! – восклицает Наташа, округлая розовощекая блондинка. – Я всегда хотела работать в школе!

– Это советская школа, – перебивает ее Витя, – в ней слишком много лжи.

– Даже на физкультуре?

– Ну, в партию-то все равно надо вступать, – отвечает Витя, затягиваясь.

– Я пока не вступил, – говорит Валера, – но вообще-то в партию приходится вступать, где бы ты ни работал.

– А я нигде официально не работаю, – сообщает Витя. – Я считаю, это единственный способ не участвовать в преступлениях нашей безбожной власти.

– А хлеб в булочной ты тоже не покупаешь? – спрашивает Буровский.

– При чем тут хлеб?

– А он такой дешевый, потому что большевики ограбили крестьянство и продолжают грабить сегодня.

– Ну, в любом случае я не покупаю хлеб, – отвечает Витя. – Мне его обычно приносят другие люди.

– Ты так живешь просто потому, что у тебя нет детей, – говорит Мила.

– Если бы у меня были дети, – возражает Витя, – Бог дал бы мне денег и на них. Но вообще, тот, кто действительно хочет идти путем праведника, должен уметь отказываться от всего лишнего. В том числе – от детей.

– И от женщин? – спрашивает Наташа, и ее розовые щеки становятся алыми.

– И от женщин, – твердо говорит Витя. – Если есть стремление к подлинной жизни, от всего можно отказаться.

Валера пожимает плечами: его жизнь и так достаточно подлинная, ни от чего отказываться он не собирается. Он забудет Витины слова и вспомнит только через полгода – неожиданно для самого себя.

В те выходные Андрейка, как всегда, будет у тети Жени, и Валера с Ирой останутся дома вдвоем. Проснувшись, Валера увидит, что жены нет в постели, окликнет, не услышит ответа, встанет и, выйдя на кухню, увидит Иру: она будет сидеть за столом, уронив голову на скрещенные руки. Валера поцелует ее в трогательно выступающий на худой шее позвонок и уже было скользнет рукой к груди, но тут Ира встряхнет головой, сбрасывая его поцелуй, как назойливого слепня, обернется и посмотрит на него красными, сухими глазами.

– Что случилось? – спросит Валера, а она ответит незнакомым голосом, чужим и дрожащим:

– Ничего. Разумеется, ничего не случилось. Всё как всегда. Ты даже не замечаешь, что я за эти два года постарела на десять лет!

– Ну что ты! – Валера попытается ее обнять, но Ира ударит его в грудь крепко сжатым худым кулачком:

– Ты мне ни одной новой вещи не купил за все это время! Я так и хожу в обносках! И от тебя – никакой благодарности, ты меня только лапать горазд! А ты даже не представляешь, от чего я ради тебя отказалась!

И вот тут-то Валера и скажет: ну, если любишь – от всего можно отказаться! – скажет даже быстрее, чем поймет, что переиначивает вроде бы давно забытые Витины слова. Услышав это, Ира застынет, и Валера сразу пожалеет, что так сказал, – еще до того, как Ира разрыдается.

Пройдет месяц, прежде чем она заведет первого любовника, и полгода – прежде чем уйдет от мужа. Но Валера всегда будет помнить: их развод начался тем самым воскресным утром, начался со слов «от всего можно отказаться».

* * *

Будильник, как всегда, звонит в семь. По привычке Валера тянет руку к изголовью, где должна быть тумбочка, – рука проваливается в пустоту и уже у самого пола прерывает механическую трель. Ну да, опять забыл, что спит не в своей кровати, а в кухне на раскладушке.

Валера включает электрическую плиту – пусть нагреется – и идет в душ. Хорошо, что Алла не встает так рано, можно спокойно ходить по квартире в одних трусах, как привык, а иначе было бы неловко, вдруг подумает, что он хочет ее соблазнить?

Валера горько усмехается – Ира оставила его полгода назад, и он даже ни разу не подкатывал к другим девушкам. Живет в полном воздержании, почти как в армии.

Валера ставит на плиту сковородку, разбивает два яйца. Вот и завтрак – дешево и сердито. А пообедает, как всегда, в школе.