Уилки Коллинз

Более уклончиво высказывается критик Saturday Review, отмечающий «гальваническую энергию» коллинзовского повествования и признающий, что персонажи приводятся в движение «исключительно силой авторской воли». Во времена увлечения месмеризмом, животным магнетизмом и прочей мистикой упоминание такой авторской воли, особой энергии, выглядит весьма не случайным. Вспоминая «Без права на наследство», рецензент указывает, что «с самого начала первой главы этого сочинения автор не упускает из вида финал. И стоит вам открыть эту книгу, вы оказываетесь во власти ее очарования… книга околдовывает, буквально оковывает вас цепями, но эти цепи не кажутся тягостными». Как мы уже упоминали, «цепь» является одной из ключевых метафор прозы Коллинза — цепь событий, цепь соответствий, цепь, приковывающая читателя к истории. Авторская воля, приковывающая читателя к тексту, может рифмоваться с интересом самого Коллинза к ясновидению, животному магнетизму и другим потаенным возможностями мозга. Действие Судьбы проявляется в различных формах.

13. Камень

Джордж Смит так и не смог вернуть пять тысяч фунтов, выплаченных автору за рукопись «Армадейла», после первоначального энтузиазма продажи вскоре пошли на спад. Но Коллинз не унывал и позднее писал одному из своих корреспондентов, что считает «Армадейл» лучшим из своих романов. Он снова отправился на яхте с Эдвардом Пиготтом, и на этот раз устойчивый бриз и спокойное море благоприятствовали прогулке.

Вероятно, именно во время этих коротких каникул они с Пиготтом решили совершить продолжительную поездку в Италию. Однако, прежде чем отправиться в путь, Коллинз принял предложение восстановить «Застывшие глубины» в постановке профессиональной труппы театра «Олимпик». Поскольку дата отъезда в Италию была твердо назначена, Коллинзу пришлось трудиться над спектаклем в невероятном темпе, причем в состоянии сильной простуды. Сначала премьеру планировали на рождественский сезон, но провал других планов вынудил театрпередвинуть ее на октябрь, раньше намеченного срока. Коллинз прочитал пьесу актерам и даже наблюдал за первыми репетициями. Он надеялся использовать прежние декорации, но они были разобраны и разрезаны на части. Он посетил мать в Танбридж-Уэллсе, а затем поспешил снова в театр, чтобы набросать эскиз афиши и обсудить с директором практические детали.

А затем он отправился в Италию. Один день провел в Париже, чтобы встретиться с директором «Комеди Франсез» Франсуа Ренье и обсудить постановку «Армадейла». Затем они с Пиготтом проехали через Швейцарию в Милан и Рим; Пиготт был теперь ведущим репортером по международным делам в Daily News и хотел познакомиться подробнее с хитросплетениями современной итальянской политики — в это время Венецианская республика была на грани поглощения только что созданным Королевством Италия. Но Коллинзу пришлось сократить поездку, когда он получил письмо от французского партнера по поводу постановки «Армадейла», требовавшей его срочной консультации. В тот же день пришло письмо из Лондона с неприятными известиями, что «Застывшие глубины» в «Олимпике» не пользуются успехом, в день премьеры публика приняла спектакль с энтузиазмом, но продажа билетов шла не слишком активно. Новая публика нашла пьесу «медленной» и несколько старомодной. London Review характеризовала персонажей как «схематичных», костюмы назвала «неестественными и странными». Итак, Коллинзу пришлось спешно ехать в Париж, чтобы решать проблемы, а потом двигаться дальше в Лондон для обсуждения ситуации в «Олимпике» с Хорасом Уиганом. На самом деле «Застывшие глубины» так и не добились истинного успеха, спектакль был снят со сцены после шести недель. По слухам, его даже несколько раз освистывали. Коллинз сказал одной из актрис, что весь проект был «катастрофой». Несколько месяцев спустя Ренье сообщил Коллинзу, что «Армадейл» не удастся поставить на французской сцене. Коллинз еще питал надежды на то, что роман будет показан в лондонском театре, но эта мечта тоже не осуществилась.

Коллинз многого ждал от театра. Он верил, что может заработать там достойные деньги в Лондоне и Париже, он всегда говорил, что его творческий дар имеет театральную природу. Он планировал прозаические произведения с намерением впоследствии инсценировать их, по сути, создавая театральные романы. На личном, а не профессиональном уровне его круг общения составляли актеры, ему нравились закулисные сплетни, он наслаждался обществом мужчин и женщин, безразличных ко многим викторианским святыням. Он даже лелеял надежду когда-нибудь стать директором театра.