Как только Уитни рассказала о своем намерении стать певицей, Сисси начала брать ее с собой в студию звукозаписи. Свои подростковые годы она провела, постигая искусство бэк-вокала рядом с матерью и студийными музыкантами. В юности Уитни часто ездила в туры с Дионной, что стало для нее второй школой. Семена таланта были заложены в ней с рождения, но именно то время, которое она провела в студии, помогло им так быстро взойти. Она была готова.
Уитни никогда не удавалось поговорить с матерью по душам – ни об учебе, ни о своих чувствах. Как младший ребенок в семье она единственная постоянно жила в доме своих родителей. Она рассказывала мне, что ее сводный брат Гэри недолго играл в NBA за Denver Nuggets, но затем его уволили из команды. Я не знала ни одного из них, но слышала, что другой ее брат, Майкл, играл за баскетбольную команду Clifford J. Scott’s, когда я там училась, а затем перешел в Fairleigh Dickinson.
Ниппи, папина дочка, всегда была на передовой войны своих родителей. Когда они стали ругаться из-за ее плохих оценок в старшей школе, она дала волю многим годам волнений и гнева и воскликнула: «Я ненавижу жить в самой гуще ваших вечных ссор!» Вскоре после этого мистер Хьюстон переехал в квартиру в Северном Ньюарке.
Уитни испытывала противоречивые чувства по отношению к своей семье и считала, что они ставят ее в центр всех своих проблем. Когда она поделилась со мной некоторыми историями, я в очередной раз предложила ей попытаться открыться своей матери так же, как я – своей.
– Не получается у меня с ней говорить. Она всегда знает все лучше меня, – саркастически заметила она.
– Стоит хотя бы попытаться, – сказала я.
– Я не смогу рассказать маме о своих чувствах.
– Тогда, может, поговоришь с кем-нибудь еще? – спросила я и рассказала, как моя мама в детстве отвела меня к психологу.
Однажды, еще до того, как родители официально развелись, в дверях появился отец. Он искал маму. Узнав, что ее нет дома, он пришел в ярость от ревности. Пока он кружил на своей машине в поисках, я молилась, чтобы мама успела вернуться домой до того, как он доберется до нее. Мы с братом и сестрой смотрели в окно и, как только увидели, что она идет, крикнули, чтобы она быстрее заходила. Она быстро проскользнула за дверь, но как только повернула ключ в замке, отец попытался выбить дверь. Марти поднажал на дверь вместе с мамой, и я увидела, как щелкнул замок. Отец принялся возиться с тяжелой металлической дверью, а когда выбил ее, то потащил маму по квартире, держа у ее головы молоток.
– Папа, так нельзя! – кричала я, но он делал вид, что не слышит.
– Вызовите полицию! – взмолилась мама.
Брат взял телефонную трубку, но у него так дрожали руки, что он никак не мог набрать номер. Ему было не больше тринадцати. Я выхватила трубку и позвонила сама.
Потом моя прабабушка Альвина Кроуфорд, которая жила через двор от нас, открыла дверь в дом и сказала:
– Сынок, ты зашел слишком далеко.
Он отпустил мою мать. Приехала полиция и велела отцу убираться из нашего дома, но не арестовала его.
С тех пор я всегда оказывалась в центре семейных конфликтов и неприятностей. И у меня отлично это получалось. С детства так повелось, что мне нужно было выживать в самой гуще драмы. Когда мне было двенадцать, мама устроила нас с Марти на две недели в летний лагерь. Предложение казалось заманчивым: нам обещали много плавания, баскетбола и других видов спорта, а главное – много новых открытий.
Когда мы выезжали из мэрии Ньюарка, я с энтузиазмом стала махать на прощание, но стоило нам приехать в лагерь, как я отказалась выходить из автобуса.
– Милая, ты должна выйти, – сказал водитель.
Вожатый, который зашел в автобус, отнесся ко мне с сочувствием и терпением, так что примерно через полчаса я наконец вышла, но на последней ступеньке снова застыла и не позволила им проводить меня до лагеря.
– Позвоните моей маме, – сказала я.
Когда мама появилась на линии, я согласилась зайти в офис и сказала ей, что не хочу здесь находиться.
– Робин, мне понадобится больше двух часов, чтобы до тебя добраться. Почему бы тебе там не переночевать – вдруг утром станет лучше?
– Мамочка, – сказала я, – приезжай и забери меня.
Марти уже ушел с мальчишками и ничего не знал о том, что происходит. А я слишком волновалась, чтобы остаться. Мне нужно было знать, что в мое отсутствие мама будет в безопасности.
После этого мама забеспокоилась, что я чересчур к ней привязалась и, возможно, серьезно пострадала от того, что натворил отец.
Я рассказала Уитни, что еженедельные консультации психолога, на которые я стала ходить после этого, помогли мне почувствовать себя лучше и уменьшили тревожность. Она ответила: «Хорошо, что ты к нему пошла» – и замолчала, погрузившись в свои мысли.