Я не знала. Я знала только, что для того чтобы не возненавидеть ее, мне нужно было уехать.
Она кричала, что я не могу бросить мужа, работу и ее. Я, последняя, младшая из ее дочерей, должна была по всем расчетам остаться рядом с ней. Я не могу так поступить. Я могла.
Уезжая в Москву, я проехалась танком по чувствам многих людей. Но меня это не трогало. Больше не трогало.
н
ф
ф
Моя мать и мой отец развелись, когда мне было пять. Поэтому отца как отца именно я помню смутно. Есть несколько воспоминаний. Первое — я стою в коридоре одетая, готовая выйти в зиму, и вижу мать — она страшно истерично кричит, подняв руки вверх, на ее руках гроздьями висят мои старшие сестры, а отец стоит в проеме двери и говорит что-то
вроде «Ишь ты какая, Катя!». Загадочный, надо сказать эпизод. Второе — отец сидит на диване, грызет семечки, я на полу у его ног жду, когда он нагрызет для меня кучку, чтобы разом сунуть в рот очищенные зернышки. Третье — отец просит меня принести его тапки, а я отвечаю: «Нет, нет, соловей не поет для свиней, позовите-ка лучше ворону». Четвертое — я в ужасе смотрю, как отец устилает пол кухни ощипанными цыплячьими тушками. Вся кухня в тушках, весь пол. Некуда ногу поставить. Отец отворачивается, а я начинаю быстро-быстро выбрасывать тушки в окно, надеясь еще их спасти.
Вот, пожалуй, и весь набор моих воспоминаний. И то, я даже не уверена теперь, что это именно мои воспоминания, а не созданные воображением по рассказам матери.
В общем, мне исполнилось пять, они развелись, я не очень переживала, потому что мать устроила по случаю освобождения отличный отпуск в Тамани и взяла меня с собой. Иногда я спрашивала: «Мама, а где папа?»
«А зачем нам папа? — весело отвечала мать, танцуя в морской воде. — Нам и так хорошо!»
Ну я подумала тоже, что, в общем, неплохо, и перестала спрашивать.
Отец достаточно быстро стал жить в другой семье, и там оказалась девочка, которая начала называть его папой без зазрения совести. Это спутало мне все понятия, и я перестала считать отца отцом. Для меня совершенно очевидным вдруг стало, что быть папой — это такая временная фигня, от которой при желании можно отказаться или выбрать себе другого ребенка.
Отец любил моих старших сестер, а меня не очень. Наверное, просто они уже были взрослые и все понимали. Они часто навещали его, я же если и приходила, то меня просто кормили и отправляли домой. Кормили всегда вкусно и мясом курицы. После развода у нас в семье мясо куриц больше не водилось. Видимо, отец считал святым долгом меня кормить раз в неделю. Очень скоро его новой жене начали надоедать эти кормежки, я это почувствовала и перестала ходить на мясо. Вот почти и вся история наших отношений с отцом. Я его не знала и так никогда и не узнала толком.
Мать любила усадить меня на колени и спросить: Наташенька, а какие у тебя отношения с Витькой? Витькой она называла отца. Я отвечала, мол, какие у меня могут быть отношения-то с Витькой, если мясо курицы ему для меня стало жалко, а на день рождения он подарил мне чьи-то трусы БУ! Мать довольно восклицала — вот! Свинья! Он всегда был свиньей! Сейчас я тебе кое-что расскажу, но ты никому...
Далее следовал какой-либо секрет из их совместной жизни. Отец всегда был страшной свиньей, делал какие-то ужасные вещи.
«Однажды, — говорила трагично мать. — Однажды Витька проиграл Поликарпычу в домино деньги. И шоб отдать долг, он сказал, мол, иди, там Катэрына тебе даст. Ну, переспать, мол. Короче, пришел Поликарпыч ко мне, а я думаю — тюююю! Шо ему надо? А он как давай приставать!!! Прямо на глазах у вас. Ну тебя еще не было! На глазах у Лены и Оксаны. Прямо хвать меня за грудь! Я ему говорю, ты сдурел! Да тебя Виктор убьет! А он говорит — да меня Виктор и послал! Ну, я вас схватила и в ванной заперлась. А он долго еще ломился, а потом со злости взял и снаружи нас запер. Так весь день мы и просидели в ванной голодные, воду только из-под крана пили. А потом Витька пришел, отпер нас, и давай смеяться!» Я смотрела на мать круглыми от ужаса глазами и думала, что мой отец — не просто свинья, а предводитель всех свиней мира.
Эх, мама-мама, на хуя мне нужны были эти твои секреты!
Но я понимаю, как важно было тебе это рассказывать. Тебе нужен был сообщник в этой войне. Старшие сестры мои не годились, они любили отца. А я не успела еще. Так что я была сообщником матери до конца. И до сих пор, и до сих пор — так сильно и продолжительно оказалось действие этих секретов.
Хотя сейчас я понимаю, как тяжело было им обоим в этом бессмысленном браке.
Дело было так. У отца была девушка, которую он любил до беспамятства. Она то ли изменила ему, то ли намеревалась это сделать, и отец от ревности потерял ум и решил ее проучить — жениться на другой. Этой другой оказалась моя мать. Все просто. Когда я спрашивала у матери, почему она пошла за него, ответ был такой — Витька высокий, красивый был, да и уже пора мне пришла.