Unknown

- Ну, такое случается на войне, - философски заметил кавалер. – Так вы, наверное, из Ламберга?

- Именно, именно, - визитёры закивали головами. И бургомистр продолжил. – Мы с ужасом узнали, что сегодня ночью ваши люди вошли в город Рункель.

Волков не стал говорить, что ландскнехты пошли в Рункель без его разрешения, и произнёс:

- Мы искали беглых врагов, и нашли их там, - он повернулся к Рене, - сколько там поймали вражеских людей?

- Кажется, шестерых, - отвечал капитан.

- Вот, - произнёс кавалер многозначительно, - шестерых!

- Возможно, так оно и есть, но при том было сожжено много зданий, многих честных жён брали прямо на улице и юных дев насиловали, нанося им пожизненный позор. А тех мужей, кто пытался вступиться, так убивали без пощады. И ещё у многих достойных людей просили деньги и малым не довольствовались. А тех, кто не давал нужного, так пытали огнём и железом до тех пор, пока или не даст нужного, или не умрёт.

Волков, зная о ландскнехтах не понаслышке, не сомневался ни в одном слове бургомистра. Он только согласно кивал головой: да-да, именно так всё и бывает.

После стал вылезать из ванны, на расстеленную рядом рогожу, Гюнтер тут же обернул его простынёй, поставил стул. Кавалер сел, начал вытираться, и денщик тут же стал надевать ему чулки, после и туфли, а потом подал нижнее, панталоны и рубаху свежайшую. А пузатый всё бубнил и бубнил о бесчинствах ландскнехтов в Рункеле, пока полковник не остановил его:

- Незачем мне всё это рассказывать, всё это я видел много раз сам. Но не пойму я, чему вы удивляетесь? Вы земля для нас вражеская, верой вы нам чужие! Вы еретики.

- Не все! - крикнул один из визитёров, и другие стали кивать головами: не все, не все. – Многие из нас чтят святую Матерь Церковь и Папу, наместника Господа на земле.

- Ладно, пусть так, но чего вы хотите от меня? – кавалер перешёл к делу, он помнил, что визитёры пришли не с пустыми руками, они привезли целые телеги чего-то.

- Мы, - бургомистр Мартинс обернулся к своим спутникам, как бы беря их в свидетели, - мы смирено желаем, чтобы вы оградили нас от ярости ваших людей, и в надежде на вашу благосклонность, благородный полковник Фолькоф, просим вас принять наши дары.

Он опять обернулся к своим людям, сделал знак, и один из них, самый молодой, кинулся бежать куда-то, прокричал что-то, и тут же из-за палаток выехали одна за одной две телеги. Телеги остановились, а кавалер встал и пошёл к ним, как был, лишь в нижней рубахе.

У Волкова не было иллюзий по поводу даров. Городишко-то маленький, много с него не собрать. Ну мёд, ну вино, ну серебришка немного, может, сукно из северных земель, но когда молодой горожанин откинул полотно, Волков даже растерялся.

Почти весь воз был уставлен ящиками с отличной серебряной посудой, роскошной посудой. Кувшины малые и большие с глубоким чернением, коробы с трёхзубыми вилками, которые тоже были чернены, короба со столовыми ножами с тем же узором, что и вилки, всего по двенадцать штук, поднос отличный с вычерненной гравюрой из сельской жизни. Роскошные блюда, и уже не чернёные, а с позолотой, с тонкими узорами, с птицами и зверями. Тарелки трёх видов, от больших до малых, к подносу в тон, и все толстые, серебро на них явно не экономили, посуда вся в коробах красивых. Крепкие щипцы для колки сахара, маслёнки, перечницы и солонки, чашечки, ложечки и всякое другое. Кофемолка! Хотя и не из серебра, но всё ж красива. Или это мельница для измельчения перцев? И все эти изделия были большого искусства и почти всё это из серебра, и этого серебра здесь было много, весь воз им забит. И ещё два зеркала красивых, большая чаша для омовения рук. Посуда была в телеге либо с позолотой тонкой, либо с чернением. Этот воз Волкова удивил и пришёлся ему по вкусу.

А для его взора со второго воза срывают покров. И сразу ему в глаза бросается хороший отрез золотой парчи в узорах. Материя драгоценна, сразу видно, а дальше чёрный бархат, к которому невозможно не прикоснуться, синий, аж глазу больно смотреть, отрез атласа, всё изысканное, тонкое. Гобелены, три штуки, свёрнутые в рулоны, лишь углы можно поглядеть, но даже отвернув у любого из них угол, видно было, что работа тонкая, работали мастерицы.