Unknown

Ужинать он просил, когда колокола монастыря едва прозвонили на вечерню. То есть едва шесть часов было. А сразу после этого он захотел спать. То ли от болезни ещё не до конца избавился, то ли усталость, что накопилась за всю кампанию, его одолевала, в общем, лёг он ещё засветло.

Что такое слава? Если ты не просыпался в своём доме, а внизу в твоей столовой тебя не ждало полдюжины важных господ, то ты не знаешь, что это такое.

Утро, солнце встало совсем недавно. Рука… Рука почти не болит, и в груди ничего не жмёт. Дышится легко. Даже здесь, в спальне, пахнет кофе, Гюнтер, как услышал, что господин встал, тихонечко приоткрыл дверь:

- Велите подавать мыться?

- Давай, - говорит Волков и тут же останавливает денщика. - Стой!

- Да, господин.

- Там, что, внизу люди?

- Да, господин, много разных господ вас дожидается.

- Что за господа?

- Разные господа, разные, - объясняет слуга, - все из нашего города.

- Одежду хорошую неси.

- Синюю? Что недавно купили?

- Да.

Он спустился вниз, чист выбрит, в великолепной своей одежде и благоухая благовониями Агнес, что нашёл на комоде у зеркала. А внизу за столом с Агнес и вправду десяток людей и, судя по одеждам, цепям и кольцам на пальцах, всё люди важные; были среди них и убелённые сединами, и совсем юные. Он сошёл с лестницы и поклонился им, без излишнего, кивком головы. А они вставали и кланялись низко, а молодёжь, без всякой гордости, кланялась ещё ниже. И лишь одно из лиц ему знакомо. То молодой темноволосый красавец с изящной бородкой. Но имени он его, конечно, не помнит.

- Добрый день, господа, храни вас Бог. В чём же счастье моё, что я вижу вас всех у себя в гостях? - говорит Волков.

А к нему уже спешит Агнес.

- Дядюшка, сии господа пришли выразить вам своё восхищение. По городу слух пошёл, что приехали вы, победитель мужичья еретического, вот люди и собрались. Многим ещё пришлось отказать, а зеваки из простолюдинов так и торчат под воротами.

«Прознали, значит, ну, не мудрено, вчера на почту ездил, так со мной десяток гвардейцев был, в моих цветах».

- Дозволите, дядюшка, представить уважаемых людей вам? – продолжает Агнес, а сама шепчет. - Людишек мелких так я отсеяла, тут всё народ из первых городских семей, всё нобили истинные. Люди нужные.

- Будь так любезна, дорогая моя, - отвечает кавалер.

И Агнес зовёт первого господина, того, что сед уже, и с которым молодой человек лет пятнадцати.

- Эдуард фон Тишель и его, кажется, сын, извините, молодой господин, но нас не представляли, - с улыбкой большой вежливости говорит Агнес.

- Уж то моё упущение, - говорит фон Тишель, - теперь же я его исправлю. Этот юноша - мой младший сын Конрад. И мы с ним взяли на себя смелость явиться без приглашения, чтобы свидетельствовать своё восхищение вашими победами, господин полковник.

Отец и сын ещё раз кланялись ему низко. А сержант Хайценггер, стоявший невдалеке, осмелился вставить:

- Господин генерал.

- Что? - не понял фон Тишель, поворачиваясь к нему.

- Надобно говорить «господин генерал», - настоял сержант.

И вроде как был и неучтив, влезая в разговоры господ, но, по существу, был прав.

- Ах вот как! – воскликнул седой господин. – Генерал! Вы уже генерал!?

- Сие звание было присвоено мне советом солдатских корпораций и офицерами одобрено, – Волков развёл руками, как будто извинялся за это. - Сам я себе звания не просил, но офицеры сказали, что полковник другим полковникам указывать не должен, и просили принять чин. Я был вынужден согласиться.

- И по заслугам, - заговорил молодой красавец с бородкой, - думаю, что чин сей вами давно заслужен. Поздравляю, генерал!

- По заслугам, по заслугам.

- Поздравляем вас, генерал! - дружно говорили гости и снова кланялись, и ему снова приходилось отвечать им. А юный Конрад фон Тишель сказал:

- Господин, дозвольте сказать.

- Слушаю вас, юный господин, - согласился кавалер.

- О вас я знаю с детских лет, ещё о том вашем походе в чумной город, в Фёренбург.

- Да, и откуда же? – удивлялся Волков.

- Ганс Блюминг, он был в том походе с вами, а сейчас служит при нашей фамилии, - за сына отвечал отец. – Мои сыновья сотню раз слушали его рассказы о том, как вы дрались там с мертвецами.

- А потом мы слышали, как вы сражались с горцами, - продолжал юный фон Тишель. – О том рассказывал один артиллерист, он был с вами в сражении у холмов.

- Кажется, я известен в городе Ланне, - не без удовольствия отвечал кавалер.

Все стали с ним соглашаться, а молодой человек с бородкой снова заметил:

- Думаю, больше, чем вы полагаете, и к тому послужила и ваша доблесть, и сам курфюрст, который зовёт вас в своих проповедях паладином, опорой трона святого Петра и мечом Господа.

Волков улыбался и кланялся, иногда всё-таки похвалы достигали своей цели и проникали в его сердце, хотя в обычное время к лести он был прохладен.

- Господин, - снова обратил на себя внимание юный Конрад фон Тишель. – Дозвольте мне просить вас.

- Просить? – кавалеру не хотелось бы сейчас разбирать чьи-то просьбы.

- Он желает просить вас о великой чести, - заговорил отец юноши.

- О чём же? – спросил Волков.