Unknown

- А толком и не посчитал, - беспечно отвечает генерал, - всё серебро считано ящиками да сундуками, а люди, что взвешивали его, так глупы были, сбивались со счёта часто, и, наверное, мне вес серебра не известен. Пудов сто двадцать будет или сто пятьдесят, а, – Волков небрежно махнул рукой, - Господь его знает.

- Ах вот как, - единственное, что и смог сказать Фабио Кальяри.

Остальные молчали, кажется, сильно этим сообщением генерала удивлены были. И то ли небрежность его к счёту серебра удивляла их, то ли количество найденного.

И только самый опытный из них отважился спрашивать дальше. Фабио Кальяри отодвинул от себя тарелку: не до кушаний ему было уже. Тут речь о больших деньгах пошла:

- А что же вы, дорогой мой генерал, собираетесь делать с этим серебром?

«Ну, вот и дошли мы до самого главного».

И в это время стали вторую смену блюд подавать: голуби, вальдшнепы, куропатки, перепела и яйца всяких иных птиц с уксусом, с горчичными и медовыми соусами и соусами острыми, а к ним мускаты и хересы из вин, и Волков стал делать вид, что жирный и искусно жаренный вальдшнеп интересует его больше всех этих разговоров про серебро. Указал он на одну птицу пальцем, и тут же расторопный слуга уложил её кавалеру на серебряное блюдо. В новый стакан хотел лить мускат, но генерал указал слуге на токайское, которое ему понравилось. А сам отвечал тем временем на вопрос старого банкира:

- С серебром что делать? Даже и не знаю, чеканного двора у меня нет, монету мне не отчеканить, продать его – так я цен не знаю, а посему части этого богатства преподнесу в дар сеньорам своим. Им нужнее.

- Каким ещё сеньорам? – вырвалось у многоумного Алесандро Ренальди.

Он схватил полотенце с колен и стал вытирать жирные пальцы свои и при этом смотрел на генерала, как на сумасшедшего. И было в его вопросе столько удивления, а во взгляде столько праведного возмущения, что Волков едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

Банкир видел, что его обогащению, что большому его кушу угрожает что-то, сеньоры какие-то, и оттого не смог даже сдержать чувств своих, которые обычно банкиры скрывать умеют, как никто другой.

Чтобы не засмеяться, кавалеру пришлось сделать большой глоток вина и стараться не смотреть в сторону возмущённо-удивлённого Алесандро Ренальди. И лишь взяв себя в руки, он важно произнёс:

- А сеньоров у меня два, один мирской мой сеньор, коему я приносил оммаж перед всем его рыцарством, то князь Карл Оттон Четвёртый, герцог и курфюрст Ребенрее, а второй мой сеньор - то сеньор по вере, то наш любезный князь божий, Его Высокопреосвященство архиепископ, курфюрст Ланна и Фринланда, – Волков поднял палец вверх, показывая, кто его второй сеньор.

Все банкиры молчали, переглядываясь друг с другом, есть да пить перестали, и лишь Фабио Кальяри, старейший и мудрейший среди них, произнёс негромко:

- Сие, мудро. Мудро.

Глава 32

Потом купцы молчали, пока самый молодой из них не взял на себя смелость:

- Верность своему благодетелю и сеньору - вещь очень важная, но не хотели бы вы, генерал, и о себе немного подумать?

- Всё время о себе думаю, - отвечал Волков, - а вы про что, друг мой, говорите?

- Про то, что, может, вы не будете отдавать всё серебро вашим сеньорам? Может, продадите его за хорошую цену? Вам после трудов ваших ведь не помешает некоторое вознаграждение, – вкрадчиво и без спешки предлагал Энрике Кальяри.

- Не помешает, не помешает, - соглашался кавалер, - а что же вы, друг мой, знаете таких людей, что купят серебро? Думал я, что серебро покупают те, у кого есть свои чеканные дворы. Люди с титулами. Или какие-то серебряных дел мастера.

- Можем и мы купить, - не выдержал Алесандро Ренальди.

- Вы? - Волков немного удивился. - Вот уж не думал. А почём же вы готовы купить, сеньор Алесандро?

- Ну, не знаю даже, - начал прикидывать банкир, он даже на небо поглядел, словно там были цифры для подсказки, и опустив глаза, закинул первый крючок: - пятнадцать золотых гульденов.

«Пятнадцать золотых гульденов? Прекрасно звучит. Послушаешь его и подумаешь, что гульдены бывают ещё и медные, – Волков едва не усмехнулся. – Да, а эти волки позубастее тех, что ко мне из Рункеля приходили, те начинали с восемнадцати крон, при том что крона ещё и тяжелее гульдена».

- Пятнадцать гульденов? – Волков откинулся на спинку стула, стал вытирать руки полотенцем.

Банкиры ждали его ответа, и опять Пьетро Ренальди не выдерживает:

- Что, мало вам, генерал? Давайте дадим вам шестнадцать.

- Шестнадцать? – Волков смотрит на него выразительно и отвечает: – Купцы из города Рункеля - я вам рассказывал, что его разграбили ландскнехты, - так вот, они пришли ко мне и предложили двадцать четыре с половиной кроны за пуд.

- Двадцать четыре с половиной кроны? – переспросил Фабио Кальяри.

- Именно так, - подтвердил кавалер.

Купцы стали откладывать вилки и ножи, тоже начали вытирать руки, Энрике Кальяри склонился к деду, стал ему что-то шептать на ухо. А Пьетро Ренальди в упор смотрел на Волкова уже как на противника.