Есть и другие варианты подобного рода косвенных воздействий. Ускорение связи, к примеру, в результате изменяет структуру государства. С. Переслегин говорит о транспортной теореме, связывающей скорость передачи информации и длительность процессов, подлежащих управлению из центра [3, с. 52–53]. Выделение отдельных провинций увеличивает размеры, но понижает эффективность управления. Кстати, и М. Маклюэн увидел переход от централизованных к децентрализованным структурам как результат появления электронных коммуникаций [4, с. 204].
Это измеритель связности, но есть еще измеритель объема функционирующей информации. Усложнение структуры китайского государства с неизбежностью потребовало введения письменности, поскольку человеческая память уже не могла удерживать большое число имеющихся информационных ресурсов. Это пределы оперирования большими объемами, с которыми все время сталкивается человечество.
В этом плане даже изобретение колеса, которое как инновация за двести лет охватило всю человеческую цивилизацию, также в определенной степени является медиа, поскольку коммуникация и транспорт в прошлом были больше привязаны друг к другу, чем сегодня. Выход газет коррелировал с расписанием почтовых карет, указы доходили до подчиненных со скоростью верховой езды. Р. Дебре строил свою медиалогику именно на факторе физического перемещения: у него даже транспортировка тел (пилигримов, купцов и т. д.) также является коммуникацией. При этом смена коммуникационных сетей автоматически ведет и к смене идей [5, р. 23]. Это связано с зависимостью содержания от свойств его передачи.
Резкие смены моделей мира, столкновение кодов создают ощущение хаоса, когда каждый из акторов начинает действовать по своим собственным правилам. В системе образуется наложение разнонаправленных правил. Хаотическая ситуация позволяет осуществлять управление с помощью малых сигналов, которые должны быть направлены на ключевые позиции. Пример: малый сигнал (арест четырех российских военнослужащих в Грузии) приводит к полному разрыву отношений, даже не принимая во внимание поиск планировщика, если он и был в российско-грузинском конфликте осенью 2006 г. В этом плане и медийная составляющая события может послужить вариантом малого сигнала, трансформирующего ситуацию в нужном направлении. При этом Россия получает в качестве результата и замедление процессов продвижения Грузии в НАТО, поскольку пока что отсутствует возможность мирного разрешения этого конфликта.
Массовое сознание очень чувствительно к подобного рода нарративам, особенно во времена кризисных ситуаций, поскольку они четко расставляют акценты на шкале: кто прав и кто виноват. Та же тенденция прослеживается и в выборах, что мы видели в случае «оранжевой революции».
Избирательные технологии акцентируют внимание на аспекте подгона имиджа кандидата под актуальные потребности аудитории. При этом максима времен избрания Никсона гласит: можно не менять самого кандидата, поскольку избиратель не имеет с ним личной связи, следует менять его телевизионный имидж. Выстраивается цепочка, акцентирующая внимание на каком-то одном, следовательно, повторяющемся сегменте: в кандидате, в аудитории, в окружающей среде. Работа тогда идет по проторенной дорожке: раз аудитория считает самой важной характеристикой будущего президента «заботу», то эта характеристика станет превалирующей в образе кандидата и будет каждый раз реализовываться в событиях окружающей среды.
У оппонента тогда возникает только два варианта контрстратегии: либо пытаться перетянуть борьбу на иную площадку с другой доминирующей характеристикой, либо доказывать несоответствие противника данной характеристике.
Технологии управления массовым сознанием проявляются в таких сферах как:
– кризисные ситуации;
– избирательные технологии;
– воспитание нового человека (как правило, это происходит в постреволюционные периоды);
– цивилизационные смены.
Как видим, перед нами два более общих варианта: а) достижение кратковременных целей; б) достижение долговременных целей.
Однако, и в случае краткосрочных (и соответственно динамических) кампаний все равно превалирует внимание к более общим ценностям. «Оранжевая революция» пользовалась теми же идеями, что и октябрьская или французская революции. «Богатые поделятся с бедными» ничем не отличается от «Мир – хижинам, война – дворцам». «Эти руки никогда не крали» соответствует библейскому принципу «не укради». То есть перед нами новые слова для достаточно старых представлений о справедливости, которые никак не поменялись за столетия.
Интересно, что и бренды, и политики все время пытаются присоединиться к более глобальным смыслам. Но откуда они их берут и почему они не меняются со временем? И античность, и христианство оперируют теми же смыслами, что оперируем и мы. Это может быть еще одним взглядом в сторону того, как эзотерика или оккультизм ищут четвертое измерение, то есть еще один канал, по которому может идти управление человеком.