Упражнения

Лоуренс встал и предложил тост – не только за отца в день его семидесятилетия, но и в память о его мачехе и за всех детей за этим столом. Чувствуя острые уколы боли в разных местах тела, Роланд встал со стула и, поблагодарив всех, поднял бокал за свою покойную жену и внуков. Ему довелось почувствовать сливовый вкус Южной Европы, и он вспомнил прогулку, которую они с Дафной совершили по средиземноморскому острову и как в конце пути попали в бамбуковую рощу и вышли к ровной, как стекло, воде в голубой бухте, а на обратном пути вдыхали пьянящий аромат дикого разнотравья под своими пыльными башмаками. Тогда она еще была полна сил, могла выдержать дневную жару и легко преодолевала большие расстояния пешком. Его рука невольно дернулась к груди, к болезненному месту чуть ниже сердца, и он снова всех поблагодарил.

12

Роланд упал, второй раз за три года, в июне 2020 года, незадолго до окончания первого локдауна, когда спускался по лестнице. Он только что закончил первый вариант статьи «Наследие Тэтчер» для американского онлайн-журнала. Обещали 125 долларов за 1 тысячу слов. Почему о ней, почему сейчас? Он не спросил. Как пианист отеля с неполной занятостью, он не мог претендовать на оплачиваемый отпуск[171], так ему заявили его толковые работодатели-японцы, обожавшие бибоп и авангардный блюз. Он получал государственную пенсию, и еще у него были сбережения – меньше трех тысяч фунтов. Возобновить карьеру журналиста, выполняя любые заказы за любую плату, – единственное, что он смог для себя придумать.

Он с осторожностью спустился по лестнице, одной рукой держась за перила, как ему не уставал советовать Джеральд. Падение в душе, или в ванне, или на мостовой, или со ступенек автобуса, или с тротуарного бордюра, или на склоне холма для многих стариков заканчивалось смертельным исходом. Роланд направлялся на кухню, где ему предстоял поздний обед – банка сардин в оливковом масле на тосте из черного зернового хлеба и чашка крепкого чая. Эта еда была вкуснее, чем можно было предположить. Нащупывая ногами ступеньки, он обдумывал, как бы улучшить статью. Она вышла тяжеловесной, откровенной и безжизненной. На этом веб-сайте было много авторов его возраста обоего пола, которые считали своим долгом пересыпать каждую свою статью шутками и колкостями, при этом умудряясь сохранять строгие лица начитанных знатоков политической конъюнктуры. Даже спустя почти тридцать лет после ее ухода в отставку ее наследие еще не утратило значения, оставив глубокий след в душе нации, – так он написал. Настоящее страны было сплошь испещрено отпечатками ее пальцев, она просто не могла быть предана забвению: жилищный кризис, вызванный крахом системы социального обеспечения, обезумевшие от выгод дерегулирования банкиры Сити, за чью алчность страна была вынуждена платить мерами жесткой экономии, расхолаживающее представление о национальном величии, общее недоверие к англичанам немцев, французов и прочих, все еще пребывающие в коматозном состоянии от ее неукоснительной политики свободного рынка провинциальные городки северной части центральных графств Англии, Уэльса и шотландского центрального пояса, распродажа национальных активов, лихорадочные шараханья акционеров, умопомрачительное неравенство в распределении богатства, забвение идеалов общего блага, отсутствие системы защиты для рабочих, реки, отравленные стоками из частных очистных станций…

В нем проснулся старый писака-лейборист. Он долго раздумывал над «сплошь испещрено отпечатками ее пальцев». Насколько он понимал, это был расхожий штамп или плагиат. Нужно было разбавить текст шутками. А усилить оценку позитивных черт ее правления? Она сокрушила фашистскую диктатуру в Аргентине, спасла озоновый слой и между делом, прежде чем напрочь забыть об этой теме, обратила внимание мира на изменение климата. Еще она отменила выходные в магазинах по воскресеньям, внесла свой вклад в реформирование Лейбористской партии, снизила инфляцию и налоги, помогала Рейгану противостоять Советской империи, сокрушила ряд коррумпированных профсоюзов, позволила многим семьям стать домовладельцами, показала женщинам, как им приструнить своих чванливых мужей, возомнивших о себе невесть что. Нет, тоже не смешно.