Урал атакует

По дороге в штаб Дрюн рассказал, что, когда их всех повязали, Костю с Борой сразу отвезли в другое место, а Бурого и его, Дрюна, препроводили в какую-то «шарагу» и посадили в камеру. Это уж потом они узнали, что Костя попал в натовский госпиталь, а Бора умер в дороге, не приходя в сознание. А сначала их даже пытали, пробовали вводить в кровь какую-то пакость, но у них на все случаи были зашиты в организме антидоты – по крайней мере, так медики сопротивленцев говорили. Ну а про то, что удар будет с помощью генераторов, они даже сами поначалу не знали. Только уж сегодня, когда освободились… Это вот Коршун, то есть генерал Слапковский… Он, конечно, извинится: простите, мол, ребята, и все такое, но так было нужно, а вы выполнили свой долг перед Родиной. Так что и ты, Костян, выполнил свой долг перед Родиной. И если б не мы, не наше прикрытие, наведшее миротворцев на ложный след, то, может, и не было бы ничего нынче.

Коршун сидел за отдельным столом, в глубине зала, и Дрюн первым делом подвел к нему Костю и представил.

Это был типичный человек, похожий на тех генералов, которых Костя видал в доядерное время. Тех самых, какие воевали с чеченскими террористами и грузинскими агрессорами. Боевой генерал в камуфляжной форме без знаков отличия, упитанный невысокий человек, со взглядом, как у коршуна, то есть с густыми смолистыми бровями, чуть выдающимися вперед, и спокойными карими глазами, в которых хранилось то цинично мудрое выражение, какое вырабатывается многочисленными годами службы на первых фронтах. Ладонь Слапковского в рукопожатии оказалась большой, теплой и шершавой.

– Молодец, сынок! – басистым голосом отметил генерал. – Эта маленькая победа – твоих рук дело.

И уже после кто-то достал разведенный спирт, по-военному, во фляжке, и разлили по пластиковым стаканчикам, и, выпив, Коршун отвел Костю в сторонку.

– Ты на Калинова не серчай. Он вам сопровождение не дал, потому что так спланировали. Уральцы не безвозмездно помогали. И на вашу мистификацию средств не было. На авось отправили. Лишь бы миротворцы клюнули. Но ты дошел и передал, запудрил им мозги. Герой!

– Спасибо, конечно, но… – Косте показалось, что зал качнулся.

Надо же, как подло с ними обошлись. Никогда бы не подумал на Калинова.

Ладно, вернемся домой, разберемся, как со всем этим дальше жить.

– А домой мы тебя, хочешь, сегодня же отправим? – Коршун как будто услышал мысли Муконина. – На самолете миротворцев.

Парень в тюбетейке, с азиатским типом лица, разливавший спирт, снова поднес стаканчики, наполненные до краев.

– Товарищ генерал, разрешите еще по одной, за победу.

Коршун нахмурился, вяло кивнул. Взял стаканчик, выпил и не поморщился. «Такие никогда не хмелеют», – подумал Костя. Он последовал примеру генерала.

Спирт горячо проскочил по пищеводу и уютно расположился в желудке. Тепло поднялось по всему телу, кровь заиграла.

– Я бы и рад, – сказал Костя, – но вы, наверно, еще не в курсе: мне надо сначала в Уфу, раненого напарника забрать.

Коршун помрачнел.

– Да нет, Костя, к сожалению, это ты не в курсе.

Муконина изнутри затеребило. Генерал сделал понимающий, сожалеющий взгляд.

– Твоего товарища уже не надо забирать, – добавил он после секундной паузы.

– Какого черта! – Костя на ватных ногах опустился на стул. – Ведь он же был в сознании, мог передвигаться. Я же сам его в больницу доставил.

Пустой стаканчик выпал из рук.

– Видишь ли, Костик, тамошние коновалы… Они не смогли толком сделать операцию…

Муконин оперся локтями на стол, схватился руками за голову, качнулся несколько раз – в глазах помутнело. Рана напомнила о себе, сильно кольнув, словно отозвалась на захватившее чувство утраты.

– Ганя, Ганя, бляха-муха! Вот суки!

И, как ясный день, вернулось то последнее, что было с ними: разворот перед постом, проезд мимо деревни Тарманы… И то прощание в больнице: «Я только туда и обратно…» Ведь не появлялось даже предчувствия, что это конец. Разве только какая-то неизбывная печаль и боль в потускневших глазах Гани… На кой хрен мы сунулись в эти Тарманы? Если бы рискнули через пост, все было бы по-другому. И Ганя, этот жизнерадостный волосатый «рокер» Ганя, наверняка сидел бы сейчас здесь, рядом, со своими дурацкими шуточками-прибауточками, поговорками-скороговорками. Сквозь дымку воспоминаний проскользнули объясняющие слова Слапковского:

– Благо есть у нас в Уфе друзья, помогли отправить груз «двести» в Ебург.

* * *

До обещанного трофейного самолета, готовящегося отправиться в Екатеринбург, оставалось часа два, и Костя заскочил к Севе на квартиру.

Сева сидел на кухне и квасил самогон. Мутные глаза, почудившиеся Косте совсем черными, с проблеском удивления уставились на Муконина.

– Костя? Это ты… Иа… Ты куда пропал? Я думал, больше не… заявишься. Я думал, ексель-моксель, ты уже в Ебурге.

Муконин по-хозяйски взял рюмку, сел рядом, налил себе.

– Да так, знаешь. Форс-мажорные обстоятельства.

Выдавив из себя тугую улыбку, Костя взял пальцами маринованный огурчик из тарелки, выпил и зажевал.

– Уф, ну и крепкая же тварь! Давно пьешь?