Ужасный век. Том I (СИ)

Пиратка вроде бы не агрессивным жестом, но весьма жёстко прихватила Ирму за щеку, вынудив смотреть себе прямо в глаза. А глаза-то у этой женщины в мужском платье были, признаться, пугающие. Это даже не омуты, это два океана: глубокие чёрные моря.

— Люблю.

— Очень на это надеюсь. Потому что, душечка, если ты его подведёшь — ооо… знаешь, даже будь я к тому времени на дне, обглоданным до костей рыбами и облепленным ракушками, и будь моя душа заключена в тёмных чертогах любого склизкого морского бога на сотню замков… О, клянусь, тогда я всё равно восстал бы из пучины мстительным духом глубин, сверкая глазами во тьме и изрыгая дым из носа, как из пушек. И я нашёл бы тебя, пусть даже ты давно забралась на самую высокую гору или в самый тёмный лес. Забил бы твою глотку, лгавшую насчёт любви, тиной морскою, выпустил бы тебе потроха, как селёдке, а потом перерезал бы горло от уха до уха, прямо вдоль этого прекрасного ожерелья. Смекаешь?..

У Ирмы пересохло во рту. Она вроде и попыталась ответить, но язык не ворочался. Вальверде вдруг хлопнула лимландку по плечу — и во весь голос, громогласно и звонко, рассмеялась.

— Шучу! Хотя… в каждой шутке есть доля шутки, милая. Выпей-ка со мной ещё.

Бокал Ирмы звякнул об горлышко бутылки. Вальверде улыбнулась, как-то не совсем по-человечески — словно правда была частью таинственных морских сил.

— Ты хорошая баба, Ирма. — заключила она. — Ты ему подходишь.

***

Праздник оставил Алима ар-Малави, получившего почётное место рядом с аззинийским царём, почти равнодушным. Он любезничал со всеми, конечно, охотно выпивал, даже станцевал пару раз: то ли с одной и той же, то ли с разными девушкам — поди разбери аззиниек, все на одно лицо. Не то дочки, не то внучки Олуджими. Красивые, конечно…

Но было не до них.

Отец своё распоряжение отдал не лично: запиской. Её Алим, прежде чем бросить за борт, прочёл раз сто — и теперь помнил наизусть, постоянно повторял в голове.

«Сын, ты славно потрудился на благо семьи, доказав верность и прекрасные способности. На какое-то время тебе придётся покинуть мураддинские земли: это нужно, чтобы отвести ряд подозрений и возможных обвинений от твоих братьев и меня самого. Скоро, не сомневайся, имя Алима ар-Малави в халифате будет полностью защищено от всяких хулителей. А пока тебе следует держаться поближе к Висельнику. Моим друзьям в Балеарии ты, занимая подобное положение, окажешься очень полезен. Когда прибудешь в Марисолему, с тобой свяжутся»

Вот такой отеческий наказ. Ну что же… общество Шеймуса и его офицеров Алиму нравилось, а побывать в Балеарии и прочих землях Ульмиса он мечтал большую часть жизни. Это гораздо интереснее свадьбы! Тем более — если ожидается волнующее задание на благо друзей отца и, следовательно, самих ар-Малави.

Алим жестом попросил слугу освежить кубок. Чуть-чуть пригубил терпкое вино. Окинул взглядом соседей по столу: гогочущего в обнимку с чернокожей женщиной Ангуса, тихо беседующего о чём-то со смурным норштатским рыцарем Бенедикта.

Похоже, он сам стал наёмником.

Интерлюдия. Дни прошлого

Отряд разбил лагерь у моря: уже холодного, лето заканчивалось. Здесь к воде ещё можно было кое-как подойти — берег крутой и каменистый, но настоящие скалы начинались дальше на север. Отсюда они были хорошо видны. Волны с приятным шумом накатывались на гальку, дул свежий бриз.

Но Валли, бодрый конопатый десятилетка, к морю был совершенно равнодушен. Даром что сам родился на побережье, недалеко от этих краёв. Мальчика куда больше занимали лошади, и это совсем неудивительно: расти довелось в конном отряде.

— А это Плачущие скалы, да?

— Они самые, дружок.

— А почему скалы так называются?

Алерик, отрядный священник, выглядел не особенно благообразно: клеймо каторжанина на лице безнадёжно выдавало прошлое, да и меч к рясе не шёл. Однако это был добрый старик, добрый ко всем — и к Валли, пожалуй, особенно.

— Когда поднимается сильный ветер, он так воет в этих скалах, что будто дева плачет. Думаю, ты сам это скоро услышишь.

— Отец возьмёт меня с собой?

— Насколько я понял, да. Возьмёт. Вчера он говорил об этом.

Валли это не очень обрадовало. Ему нравилось всюду ходить вместе с папой, но… Алерик прекрасно понимал, почему мальчик взволнован. Положил руку ему на плечо, посмотрел в глаза, сердечно улыбнулся.

— Не бойся. Всё будет хорошо.

— Я знаю. Я ничего не боюсь!

Это было неправдой, но Валли давно усвоил, что о некоторых вещах врать необходимо. Особенно самому себе. Повторишь такое сто раз — и сам поверишь. А если командир сам не верит в себя, за ним никто не пойдёт: уж это папа много раз объяснял.

— Сходил бы ты к отцу. Он наверняка уже проснулся и захочет тебя видеть.

Это предложение Валли воспринял с энтузиазмом.