В долине Иордана

Полный особаго, непередаваемаго чувства, я спустился въ Іорданъ и окунулся въ его освященныя струи; сильное теченіе рки, которому не можетъ сопротивляться никакой пловецъ, снесло меня съ мста куда я вошелъ и понесло было противъ воли впередъ вмст съ камешками бжавшими у меня подъ ногами. Упершись твердо въ почву руками, я думалъ устоять противъ теченія, но попытки мои были напрасны, и воля была быстро парализована. Послушный зову моего Османа, предупреждавшаго меня не ходить далеко въ рку, я приблизился къ берегу, ухватился обими руками за толстый сукъ ивы и, погруженный по горло въ струи прохладной воды, отдался охватившему меня чувству. На душ было какъ-то особенно хорошо, тихо и свтло; забыто было въ эти минуты все чмъ горька наша жизнь, что изнуряетъ сердце и сушитъ мозгъ… Мн казалось въ эти свтлыя мгновенія что сердце мое такъ же чисто и свтло какъ и яркая лазурь палестинскаго неба и что прожитые годы не лежатъ на моемъ сознаніи какъ годы сомнній, пустоты, увлеченья… Мн стало понятно тогда что паломникъ нашъ, купаясь въ Іордан, погружается въ струи священной рки одвшись въ чистое блье, которое снимаетъ по погруженіи и бережетъ про смертный часъ. Совлекая съ себя прежняго человка, прежніе годы, сомннія и грхи, онъ начинаетъ новую жизнь, пріобщившись благодатнаго чувства и вры. А когда наступитъ смертный часъ и сама смерть заглянетъ въ глаза воину Божьей рати, онъ наднетъ свою іорданскую сорочку какъ неуязвимую броню, и заснетъ вчнымъ сномъ, быть-можетъ переживая вновь то сладостное чувство которое онъ испыталъ на Іордан.

Когда я выходилъ изъ воды, совершивъ омовеніе тла и перечувствовавъ то, что не поддается описанію, къ нашему становищу подошел сдой, согбенный годами монахъ изъ ближайшаго къ Іордану монастыря Св. Предтечи. Узнавъ отъ Османа обо мн какъ о пришельц изъ Россіи, смиренный инокъ радостно привтствовалъ меня лобызаніемъ, прося посетить его скромную обитель. Мы немедленно начали снимать свое становище у Іордана. Не долги сборы путниковъ носящихъ все на себ, и не прошло четверти часа, какъ мы уже следовали за монахомъ по направленію къ обители Предтечи, расположенной уъ какой-нибудь верст отъ Іордана, вн егг береговой зеленой полосы.

Скудна, бдна и убога съ виду тихая обитель Предтечи, отошедшая далеко отъ суетнаго міра на границу за которой царитъ еще сынъ пустыни, за-іорданскій бедуинъ. Еще бдне обитель внутри, такой обстановки не найдешь въ самой убогой сельской церкви на Руси; всего ей не достаетъ ничмъ она небогата кром духа ея немногочисленной братіи и добродтелей которыми она славится даже среди Бедуиновъ. Нкогда богатая и славная, потомъ много вковъ стоявшая разрушенною и необитаемою, она населилась снова всего нсколько лтъ тому назадъ, въ теченіе которыхъ немного пообстроилась и приняла видъ жилаго мста вмсто развалинъ покрывавшихъ прежде все пространство занимаемое нын обителью. Добрые иноки угощали насъ чмъ могли, но кром оливокъ, хлба, рыбы и русскаго чаю у нихъ не оказалось ничего.

Подъ вечеръ, сопровождаемые двумя иноками, несшими рыболовныя снасти, мы отправились снова на Іорданъ, на мсто, гд попреданію совершилось великое событіе евангельской исторіи. На этихъ берегахъ нкогда гремлъ могучій голосъ Предтечи, призывавшій міръ къ покаянію; сюда текли сотни и тысячи людей воспріятъ свточъ той истины которую много тысячъ лтъ дотол искало и не могло найти человчество.

Помолившись мы потомъ расположились въ чудномъ, тнистомъ, зеленомъ уголочк и раскинули сти въ одномъ изъ заливовъ Іордана. Съ тихою молитвою начали свою ловлю монахи и называли ее слава Бога. Закинувъ свою уду, я прислонился къ стволу многолтней ивы и погрузился въ тихій покой, слушая степенную бесду монаховъ, не наблюдашихъ за стью.

За часъ до заката солнца мы окончили свою рыбную ловлю и расположились отдохнуть у костерка, снова запылавшаго въ зеленой сни Іорданской чащи и разогнавшаго дкимъ дымомъ мелкую мошкару которая заплясала тысячами въ сырой атмосфер увлаженной росою.

Вечеръ былъ чудно хорошъ; не даромъ мой Османъ назвалъ его краснымъ — акбаръ меса. Красный цвтъ дйствительно преобладалъ въ безчисленныхъ оттнкахъ набжавшихъ съ запада, горвшаго пурпуромъ и огнемъ. Море красныхъ лучей залило голубое небо и, смшавшись съ его лазурью, разбилось на разноцвтныя волны; какъ столбы свернаго сіянія пробжали по небу снопы пурпурнокраснаго цвта съ фіолетовыми, розовыми и лиловыми верхушками и уперлись въ зенитъ, гд и потонули въ слегка позлащенной лазури. Синезеленыя волны свта залили промежутки лучевыхъ столбовъ и мало-по-малу заполнили сверный горизонтъ; вслдъ затмъ потускнли яркія краски, красные и фіолетовые тоны потемнли и сгустились, лиловый и розовый цвта перешли въ голубой, золотистый сбжалъ глубже къ западу, а зеленоватые оттнки потонули въ потускнвшей лазури.

— Аллахъ-ху акбаръ (Богъ великъ)! прошепталъ старый Османъ, отходя въ кусты, чтобы совершить омовенье и молитву (фетху) заката.