В долине Иордана

Оба монаха, отстранивъ отъ стряпни моего каваса, скоро изготовили теплый ужинъ и чай. Словно изъ земли выросъ у костра небольшой котелокъ, и не прошло, казалось, получаса, какъ поваръ-инокъ предлагалъ уже мн отвдать ухи изъ форелей Іордана; дикіе травы и корни замнили овощи, они же послужили и приправой, которую замнилъ еще лучше нагуленый аппетитъ. Помимо ухи, какимъ-то мудренымъ способомъ на угляхъ монахъ нажарилъ рыбы, приправивъ и ее горькими травами, солью и маслинами. Душистымъ чаемъ, отдававшимъ впрочемъ боле дымомъ тарфы чмъ ароматомъ, закончился нашъ роскошный ужинъ на берегахъ Іордана; затмъ оставалось еще провести чудный вечеръ и ночь, чтобы на утро быть свжимъ и бодрымъ и идти къ берегу Мертваго Моря.

ІІІ

Только тотъ кто бывалъ на Восток, кто знаетъ его больше чмъ туристъ, пригоняющій свой ночлегъ къ какому-нибудь хану (гостиниц) или отелю, можетъ понять сколько смысла и значенія иметъ для путника одно слово становище. Утомительный путь, вс лишенія дороги, вся проза медленнаго передвиженія на верблюд или осл забываются при магическомъ слов — кеофъ-осборъ (остановись). И если остановка твоя пришлась у колодца или при источник свжей воды, ты счастливъ въ этотъ день, для тебя путешествіе «не есть часть ада», какъ говорятъ на Восток, желая выразить благополучный путь. Стоянка иночлегъ на Іордан — лучшія на Святой Земл, если не считать остановки на берегу Тиверіады; если туристы предпочитаютъ ночевку не подъ открытымъ небомъ, а въ страннопріимиц Іерихона, то длаютъ это изъ боязни лихорадки и еще чаще изъ боязни наткнуться на бедуиновъ, приходящихъ съ противоположнаго берега рки. Странная судьба постигла Іорданъ, эту лучшую изъ ркъ всей прибрежной финикійской полосы. Берега его пустынны и мертвы; ни одна деревушка, ни одинъ шалашъ рыбака не оживляютъ его зеленой чащи, ни одна лодка не качается на его благословенныхъ струяхъ. Только стаи водныхъ и лсныхъ птицъ, да безчисленные рои наскомыхъ живятъ зеленые берега Іордана, прежде кишавшіе львами и пантерами, наводившими ужасъ на многочисленныя селенія Эль-Гора. Цлый рядъ библейскихъ мстностей шелъ по теченію Іордана, начиная съ истока его изъ моря Галилейскаго, но отъ большинства ихъ не осталось и слдовъ, такъ что простору и смлости фантазіи нельзя положить и границъ. У развалинъ Кафъ-Егуди, на мст древняго брода Виавара, на углу большаго поворота Іордана и въ другихъ пунктахъ воображеніе изслдователей искало того мста гд крестилъ приходящихъ Предтеча и откуда впервые раздался глаголъ призывавшій къ покаянію міръ утопавшій въ слпот.

— Не пытай напрасно искать умозрніемъ то на что укажетъ теб сердце и подскажетъ вра, отвчалъ мн старый монахъ. когда я обратился къ нему съ вопросомъ о мст крещенія Іоанна. — Вся земля и вода святы вокругъ; къ чему же искать иной святыни, къ чему же пытать умъ, когда столько вковъ милліоны людей на этомъ мст проливали слезы молитвы и умиленія. Не хочешь врить сердцу — не врь, но берегись поврить уму не спрося сердца…

Уже совсмъ стемнло, когда покинули насъ добрые монахи посл долгихъ уговоровъ и зазываній на ночлегъ въ монастырь. Въ такую чудную весеннюю ночь, когда дышетъ ароматами лсъ, когда поютъ не умолкая цикады, когда человкъ можетъ забыться подъ покровомъ сни зеленаго лса, — не можетъ спаться въ четырехъ стнахъ душной кельи. Не раскинувъ даже шатра, котораго не было у насъ, мы съ Османомъ остались ночевать подъ тнью развсистой ивы надъ самымъ берегомъ Іордана. Легкимъ облачкомъ тумана покрылись его темносвинцовыя воды, которыя, казалось, зашумли сильне чмъ днемъ, когда сотни веселыхъ звуковъ зеленой чащи заглушали лепетъ волнъ. Какая-то птица протяжно закричала на другомъ берегу, потомъ шлепнулась въ воду и замолчала. Слышно было только какъ кто-то плескался въ рк среди зарослей камыша и въ окрестныхъ кустахъ шелестили еще незаснувшія птицы. Мой Османъ сидлъ молча у костра и курилъ свою неизбжную трубку, отдаваясь всецло этому занятію, не замчая и не желая примчать что творилось вокругъ его. Наши кони, навшись за день въ волю свжей и сочной травы, слегка пофыркивали отъ удовольствія, словно предвкушая пріятность проваляться цлую ночь вмсто бшеной ночной скачки какою мы угощали ихъ въ предшедшіе дни. Обиліе мелкой мошкары, налетвшей изъ чащи, заставило насъ поддерживать усердно костеръ смолистыми втвями тамариска, бальзамическій дымъ коего оттонялъ рои докучливыхъ наскомыхъ, попадавшихъ въ уши, носъ, ротъ и глаза. Въ тихомъ раздумьи сидлъ я предъ веселымъ огонькомъ, подкладывая зеленыя втви и любуясь какъ огонь пожиралъ молодые листочки, сперва сморщивъ ихъ и изсушивъ, и какъ трещали сухія втки, разбрасывая рои блестящихъ искръ.