В места не столь отдаленные

— Вы помните там, в тюрьме, наше свидание?.. Вы помните, что говорили тогда?.. Я поверила вам… Я думала, что вы в самом деле сознали ужас и пустоту прежней жизни и искренно хотите начать новую… Я жалела вас, Невежин, жалела, что была отчасти невольной причиной вашего несчастия, и в то же время радовалась, что несчастие заставит вас серьёзно поработать над собой и сделает вас другим человеком… Вы так горячо, казалось, этого хотели, рассказывая свою исповедь… Сперва я жалела, а потом… потом полюбила вас, Невежин! — прошептала Зинаида Николаевна, не глядя на него. — Но я старалась скрывать это чувство, и вы знаете, почему. Я не могла доконать больную, умирающую женщину, которая вас любит… Я думала, что и вы способны на серьёзное чувство и поймёте его в другом… Но я ошиблась… Вы, говоривший о своей любви, в то же время профанировали эту любовь… Я ведь знаю ваши отношения к Панютиной… Знаю, отчего они оборвались…

— Но это была не любовь!..

— А что же?.. — строго спросила Зинаида Николаевна.

— Так… увлечение…

Зинаида Николаевна грустно усмехнулась.

— Пожалуй, вы правы… У вас ведь всё увлечения, за которые вы не считаете себя ответственным… Но вы лгали и в других случаях… Эта история с деньгами…

— Какая история?..

— Вы и это забыли? Забыли, что не мать посылала вам деньги, а жена… И вы брали их!.. Вы продолжали жить на счёт женщины, которую не любите, вместо того, чтоб честно работать!.. И вы могли думать, что можно уважать такого человека?! А разве любовь возможна без уважения! Думали ли вы об этом?..

Невежин вспыхнул от стыда, унижения и досады.

— Ну да… я брал от жены… Я не просил её… Она сама посылала, и я не хотел её обидеть отказом, но если вы знали об этом, отчего ж вы не сказали мне… отчего не остановили?

— Останавливать от таких поступков?.. — горько усмехнулась Зинаида Николаевна. — Я и то старалась оправдать вас и… не могла… Я много передумала тогда и пришла наконец к грустному заключению, что вы…

Она остановилась, словно приискивая слово.

— Что же вы не договариваете? Что я погибший человек? — промолвил тихо Невежин.

— Что вы совсем не тот человек, каким создало вас моё воображение! — досказала Зинаида Николаевна.

Прошла тягостная минута молчания. Невежин сидел, опустив голову, и не уходил. Чувство унижения, уязвлённого самолюбия, досады и в то же время неудержимое желание возвратить любовь этой девушки, которая ещё щадила его после всего, что он позволил себе сказать ей, — все эти ощущения волновали его… «Она уедет, а он останется здесь один… Нет, это невозможно!»

И он порывисто стал молить о прощении. Он несправедливо осмелился обвинять её, тогда как сам виноват во всём… О, он только теперь понял, чего лишился, потеряв её привязанность… Он сознаёт свою мерзость, но он исправится, только пусть она не уезжает, пусть вернёт расположение, пусть испытает его любовь…

— Неужели вы и любви моей не верите? — горячо и порывисто восклицал он.

Зинаида Николаевна отрицательно покачала головой и проронила:

— Разве это любовь?

— Так что ж это?

— Каприз балованного человека, который скоро пройдёт… Вы, Невежин, сами себя не знаете… Вы так же легко увлеклись мною при встрече, как увлеклись потом Панютиной и как увлечётесь многими другими… Теперь вам снова кажется, что вы любите…

— Кажется?

— Да, кажется. От безделья, от скуки. Любят не так.

— Так разве я и любить не могу?

— Не можете… Вы любите одного себя. И к чему вам моя привязанность? Вы скоро бы тяготились ею… Мы слишком не похожи друг на друга, между нами — пропасть. Для вас идеал жизни — бесконечно весёлый праздник, на котором вы бы блистали. Для меня жизнь — серенькие будни, нелёгкая задача труда и обязанностей…

— И вы… вы теперь презираете меня?

— Мне жаль вас, Невежин. Вот всё, что осталось от прежнего! — проговорила Зинаида Николаевна с какой-то вдумчивой серьёзностью. — Не сердитесь на меня за то, что я высказала… Вы сами этого требовали! — мягко прибавила она.

С каждым её словом Невежин чувствовал себя более и более несчастным. Его охватило то неопределённо чувствительное настроение, которое у поверхностных натур заменяет глубокое чувство. Слёзы подступали к горлу. Он хотел что-то сказать, о чём-то умолять, но слов не находилось, и он вдруг припал к ногам девушки, рыдая и покрывая её руки страстными поцелуями и слезами.

Странные ощущения овладели на минуту девушкой. Она чувствовала презрение к Невежину, и ей было бесконечно жаль его. Эти поцелуи оскорбляли её и в то же время, сладко волнуя, заставляли трепетно биться сердце… Она медлила отнимать руки. Ещё мгновение, и она готова была, пожалуй, простить его, но мысль, что в ней говорит не человек, считающий чувство святыней, а чувственность женщины, вдруг пронеслась в её голове, и она с какой-то брезгливостью отдёрнула руки и, вся замирая от стыда за себя, проговорила резко и повелительно:

— Встаньте, Невежин… Не унижайтесь по крайней мере!

И Невежин вскочил, как ужаленный, и выбежал из комнаты. Придя к себе, он бросился на постель и плакал, как беспомощный капризный ребёнок, потерявший дорогую игрушку.