В ночном саду

Я увидел, что на лице Ведьмы появилась жалость. Она заключила деву в нежные объятия, и та заплакала большими красными слезами, капавшими на её платье, как неведомое вино.

– Расскажи мне, что он с тобой сделал, – мягко попросила Ведьма, гладя принцессу по узорчатым волосам.

– Он пытается меня изменить, – пискнула Магадин голосом раненого ястреба, – как пытался изменить их. Он забрал меня из отцовского дома…

Сказка Девы-Бестии

Я родилась далеко отсюда, в ночь зимнего солнцестояния, во время шторма, который срывал черепицу с крыш и заполнил небо тучами, что были чернее сажи из дымоходов. Я сделала первый вдох в высокой башне, оплетенной плющом и лилиями, похожими на нарастающие луны, сделанные из серого камня с прожилками кварца. Ветер бился в окна, небо кипело от грома. Повитуха отдала меня в руки матери; мои глаза были широко распахнуты, а во взгляде читалось удивление. Мать улыбнулась мне – её лицо было уставшим и белым, полным печали, – и умерла, а моя маленькая ручка продолжала сжимать её палец.

Когда дикие альстонии и каштаны зацвели и опали двенадцать раз, мой отец женился снова, на женщине со светящимся лицом и волосами, похожими на реку огня; она была точно живое солнце, которое вошло в наш дом. Звали её Иоланта. Молодая вдова с обширными владениями и двумя собственными дочерьми, Изаурой и Имогеной – немного старше меня, одна красивее и горделивее другой.

Я вижу твою улыбку, Ведьма. Ты думаешь, что знаешь финал моей истории.

Но они были не такими, как их необычная мать, а неимоверно скучными и глупыми. Вся их ценность заключалась в золотых переливах тщательно причёсанных кудрей. Золотые птички, пустоголовые щебетуньи, девушки не отходили друг от друга, всегда держась за розовые ручки. Я же, смышлёная и умная, быстро стала любимицей мачехи. Она была властной женщиной, мой отец подчинялся любому её шепоту, как жеребёнок хозяину.

Я её обожала. И, понятное дело, новые сёстры меня возненавидели.

Всё, что я знала о собственной матери, – истории, рассказанные отцом, о последней улыбке, мягкой и грустной. Всё это растаяло, как парок над чашкой чая при виде Иоланты, что ярко сияла, чей смех зажигал люстры, чьи великолепные тёмные платья величественно подметали наши залы, заполняя дом. Призрак моей матери не мог этого сделать.

Через некоторое время стало ясно, что она предпочитала меня собственным детям, багровевшим от ярости и зависти. Мне же дела не было до жеманных глупышек. Мачеха стала моим миром: совсем меня очаровала. Я переняла её манеры, стала высокомерной и резкой, но притягательной для всех; была чудом Дворца, отцовской гордостью. Я взрослела, становилась красивее и мудрее, с наслаждением поглощая содержимое домашних библиотек. Я была тьмой там, где мачеха – светом; я была бледна, словно зимний ветер, в то время как она розовела, словно летний закат.

На мой шестнадцатый день рождения, когда такие вещи обычно и происходят, герольд объявил у каждой двери в королевстве, что королевский Волшебник ищет юную девушку, достойную стать его ученицей, и что все родовитые семьи обязаны представить своих дочерей в назначенный день и час. Конечно, все мы были возбуждены как ягнята, набившие рты люцерной, – каждая из нас не сомневалась в том, что будет избрана для жизни, преисполненной богатства и власти.

Иоланта услышала эти призывы, и её лицо потемнело. Она тогда была на последних месяцах беременности и в тёмном платье с длинным шлейфом выглядела очень величаво. Баронесса закрыла двери за благонамеренным герольдом и запретила нам, всем троим, проситься в ученицы. Взамен она провела меня по каменной лестнице на вершину высокой башни, укутанной в плющ и лилии, точно растущие луны. Она навалилась на тяжелую дверь, и та со скрежетом открылась, впустив нас в комнату, теперь заполненную ветхими книгами и древними свитками. Тем не менее ложе моего рождения и смерти моей матери стояло на прежнем месте, обращённое к высокому, заострённому кверху окну, гладкое и чисто-белое, будто оно никогда не пробовало нашей крови.

– Дочь моя, – начала Иоланта голосом, напоминавшим журчание воды над речными камнями, – ибо я надеюсь, что могу называть тебя своей родной девочкой, будто я дала тебе жизнь в этой комнате, где умерла твоя настоящая мать. Я бы хотела быть твоей матерью, чтобы спасти тебя от долгих лет одиночества. Моя родная кровь, как ты знаешь, вышла не столь удачной. – Она пожала плечами и раздраженно подняла глаза к потолку. – Они милые девочки, и я растила их, как могла. Возможно, избаловала. Их надо хорошо выдать замуж, чтобы обогатить наши земли. Но, хотя они будут наследницами твоего отца, моими им никогда не стать. Конечно, это не значит, что я позволю отправить их к грязному Волшебнику в железных ошейниках.