В подполье можно встретить только крыс

Зина не только отдыхала. Сразу по приезде, она подала заявление в армию. Сдала экзамен по программе медсестры, и была аттестована в звании старшего сержанта с назначением на работу в медчасть бригады. И так она рядом со мной стала военнослужащей.

Но небо не может быть всегда безоблачным. Молнией разнеслась весть, что СТО "освободил" Опанасенко от всех его должностей - командующего, уполномоченного СТО и ставки Верховного Главнокомандования. Неделю не показывался Иосиф Родионович. Потом сел в свой вагон и отбыл, не попрощавшись и не дождавшись нового командующего - генерала армии Пуркаева. Самое главное, что особенно потрясло Опанасенко, это то, что решение о нем пришло письменно, и что Сталин не захотел разговаривать с ним.

Впоследствии, Василий Георгиевич Корнилов-Другов, который ехал по вызову в Москву в вагоне с Опанасенко, рассказывал:

- Всю дорогу Иосиф Родионович был в мрачном состоянии. Много пил, не пьянея при этом. Со спутниками по вагону почти не общался. Прибыли в Москву во второй половине дня. В тот же день, вернее в ночь, он был принят Сталиным. Разговаривали больше двух часов. В вагон возвратился под утро, в приподнятом настроении, воодушевленный и вдохновленный. Рассказал о встрече со Сталиным и говорил об этом, вспоминая все новые и новые подробности, остаток ночи, все утро, и каждый раз, когда сходились в вагоне, в течение тех нескольких дней, что они оба были в Москве. Передаю этот рассказ, как он мне запомнился, пытаясь сохранить строй речи и интонации Василия Георгиевича.

Первый вопрос Сталина, который встретил Опанасенко стоя:

- Ну, что, обиделся на меня?! Нэт, нэт, Нэ отвэчай! Сам знаю: обидэлся. Ну как же, так старался, а Сталин недооценил. Нэ довэряет. Снимает со всэх постов, повэрил навэтам. Так же думал, когда цэлую нэдэлю адин пыл у сэбя на квартирэ? Нэ отвэчай! Садысь! Все равно нэправду скажэшь. Заявышь, на Сталына ныкогда нэ обыжался. Это может и правда, да нэ вся. На Сталина, как на чэловэка, можэт и нэ обыдэлся, а на его дэйствие обыделся. Каждаму чэловэку абидна, еслы он стараеться, а к нэму с нэдовэрием.

Да только к тэбэ-то нэдовэрия и нэ было. Скажи, кому я еще так довэрял, как тэбэ? Ну, скажи! Нэ скажэшь! Патаму что ныкому. Тэбэ на Дальнэм Востокэ власть была дана болшэ чем царскаму намэстнику. Тэбэ я подчынил всё и всех. Боркова (секретаря Хабаровского крайкома, П.Г.) подчынил. Пэгова (секретаря Приморского крайкома. П.Г.) подчынил. Самаво Гоглидзе (уполномоченный НКВД по Дальнему Востоку. П.Г.) и Никишэва (начальник Дальстроя - царь и Бог колымского лагерного края) тожэ подчынил. А каво нэ падчинил?! Всэх падчынил. А как ты думаешь, им это панравылось? Как думаешь, им нэ хотэлось из-под твоей власти уйти? Хотэлось! И дабывались. Пысали. И на тэбя пысали. Чего только нэ пысали?" Дажэ то, что ты хочешь отдэлить Дальний Восток от Рассии и стать царом на Дальнэм Востокэ. А я повэрил? Нэт! Нэ павэрил! Я знаю, что ты прeданный партыи и... Сталыну чэловэк. А вот ты нэ подумал об этом довэрии Сталына. Ты забыл это, когда мы тэбя освободыли от всэх пастов. Я знаю, что если б я тэбэ позвонил и сказал: знаэшь Иосыф, партии ты нужэн в другом мэсте. Ты бы и нэ подумал возражать или обыжаться. Ты бы с радостью пошел даже на понижэние. Но я нэ хотэл этого. Я хотэл тэбя поучить. Ты подумал, что Сталын забыл добро, а я так поступыл, чтоб научыть тэбя нэ забывать сталынское дабро, нэ забывать то огромное довэрие, каторое было оказано тэбэ.

Ну, а тэпэрь я тэбэ объясню, почэму мы тэбя освободыли с Дальнэго Востока. Во-первых, Дальний Восток тэпэрь ужэ в ином положэнии, чэм был в началэ войны. (Далее по тексту не соблюдаются сталинские интонации).

Нападение японцев на Дальнем Востоке теперь практически исключено. Этим мы обязаны, прежде всего, нашим победам на советско-германском фронте и, не в последнюю очередь, твоей деятельности на ДВК. А в условиях относительной безопасности советско-маньчжурской границы нет смысла оставлять там руководителя такого масштаба, как ты. Теперь там можно обойтись и Пуркаевым, как командующим фронтом. Одновременно "выпустить на волю" Боркова и Пегова, Гоглидзе и Никишова. Главное же, что я не хочу терять из руководства таких преданных людей, как ты. Что было бы, если бы мы тебя оставили на Дальнем Востоке? Боркова, Пегова, Гоглидзе и Никишова все равно пришлось бы освобождать от твоей опеки. Обстановка не требует сохранения промежуточного лица между ними и Москвой. А что они сделали бы, освободившись? Наверняка наделали бы тебе всяких неприятностей. И вот заканчивается война, а она уже через зенит прошла, и кто ты? Командующий не воевавшего фронта. Да еще командующий, на которого наветов написано не меньше, чем Дюма романов написал.